Заговор «Аквитания» - Ладлэм Роберт (2006)

– А теперь помогите-ка мне добраться до стула, как и подобает добропорядочному арийскому юноше, хорошо?

– Ха, вы все время шутите, да?

– Может быть, и нет, – ответил Конверс, неловко опускаясь на стул. – Впрочем, признаю, это ужасный порок, и я все время пытаюсь от него избавиться. – Джоэл поглядел на изумленного немца. – Видите, я и сейчас не оставляю этих попыток, – закончил он с полной серьезностью.

Прошло еще три дня, его единственным посетителем был шофер, сопровождаемый мрачной сворой доберманов. В камеру доставили его тщательно обысканный чемодан. Ножницы и пилочку для ногтей изъяли из несессера, однако электрическую бритву оставили. Ему как бы давали понять, что устранены все следы его пребывания в Бонне, и теперь он может сколько угодно предаваться мучительным размышлениям о местонахождении Фитцпатрика, о том, жив он или мертв. Однако кое-какие основания для надежды все-таки были: например, никаких упоминаний об атташе-кейсе, не говорил о нем и шофер Ляйфхельма во время их коротких разговоров. Генералы “Аквитании” – люди самонадеянные: окажись эти материалы у них в руках, они бы обязательно дали ему знать.

Что же касается его разговоров с шофером, то они в основном сводились к вопросам с его стороны и вежливым, но строго дозированным ответам немца, не содержащим ровным счетом никакой информации.

“Как долго это будет продолжаться? Когда я увижу кого-нибудь, кроме вас?” – “Здесь нет никого, сэр, кроме обслуживающего персонала. Генерал Ляйфхельм отбыл в Эссен, если я не ошибаюсь. Нам приказано хорошо кормить вас и поскорее восстановить ваше здоровье”.

Полная изоляция. Он был в камере-одиночке.

Однако его еда резко отличалась от рациона арестанта. Жареная говядина или баранина, котлеты, птица и свежая рыба; овощи прямо с грядки… и вина, которые Джоэл сначала отказался пить, но, попробовав, понял, что они великолепны.

На второй день, в основном чтобы отвлечься от мрачных мыслей, он начал делать легкие физические упражнения, точно так же, как много лет назад. На третий день он заставил себя хорошенько пропотеть: лившийся после бега на месте пот – здоровый пот – сказал ему, что наркотики вышли из его тела. Рана на руке еще давала себя знать, но он думал о ней все меньше и меньше. Как ни странно, но ранение было несерьезным.

На четвертый день он решил: хватит заниматься бесплодными раздумьями. Заключение и безумное раздражение от вопросов без ответов заставили его оглядеться вокруг, вернуться на землю и обдумать то, что рано или поздно предстояло ему совершить. Побег. Независимо от результата такую попытку все же следует предпринять. Трудно сказать, какие планы питал насчет него Делавейн со своими подручными, но скорее всего им хотелось продемонстрировать человека – а возможно, его труп – без признаков наркотических препаратов в крови. Иначе бы они просто убили его на месте, а от трупа незаметно избавились. Когда-то он уже бежал. Интересно, получится ли это у него теперь?

В этой камере не было крыс, не слышалось ужасной канонады из далекого мрака, но сейчас успех ему был намного нужнее, чем восемнадцать лет назад. Какая жуткая ирония! Тогда он стремился вырваться на свободу, чтобы рассказать всем, что в Сайгоне правит безумец, бесчестно отправляющий на смерть мальчишек, ломающий их незрелые умы и неразвитые чувства на всю оставшуюся жизнь. А теперь ему опять предстоит поведать миру о том же самом безумце.

Он обязан вырваться отсюда и рассказать о том, что узнал. Бежать, непременно бежать!