Продавец красок - Александр Тарнорудер

— А-а, так это мыши, которые с тонущих кораблей?

— С подводных лодок, — отвечаю.

Только не верит никто.

Владик вообще-то уезжать не хотел, в отличие от детей, говорил: «Кто меня выпустит с моей секретностью?» История с «Курском» его доконала, никак не мог примириться, что весь экипаж погиб, все сто восемнадцать человек. До сих пор, двенадцатого августа — не подходи.

Они в своем КБ на голом энтузиазме тему толкали, костюмы разрабатывали, типа акваланга, оборудование всякое, чтобы из лодки выходить. Придумали людей через торпедный аппарат выталкивать. Только с обычным аквалангом через эту трубу не протиснуться. Так они сделали специальные баллоны маленькие, на тысячи атмосфер, Ладка какой-то гениальный клапан изобрел, для костюма. Убивает ведь не высокое давление — убивает кессонка при быстром подъеме. Вся проблема в скорости подъема и азоте. «Курск» на небольшой глубине затонул, всего-то сто восемь метров. Ладка говорит, что со ста метров людей вытащить — тьфу, ни один погибнуть не должен. Он где-то вычитал, что «Курск» был напичкан ИСС, то есть индивидуальными средствами спасения. НАПИЧКАН. Говорили, что спасатели некоторое время слышали стук изнутри. А что стучать, если они вполне могли САМИ ВЫЙТИ!? Ладка просто выл и на стены кидался.

Говорит: «Двадцать лет жизни угробил, чтобы хоть одного спасти! И что, какая-то гнида выход запретила? Или все ИСС на базе оставили?»

Не хочу, говорит, мышиным спасателем быть. В двухтысячном году после двенадцатого августа вся их группа распалась.

Представляете, какое счастье может принести живая мышь с тонущего корабля? Ребята собирались не на дни рождения, а мышей праздновать: на юбилейную стометровую мышь они все перепились от радости, а стопятидесятиметровая мышь аккурат перед путчем девяносто первого выжила. Мы девятнадцатого августа вместе с мышью в клетке закатились в ресторан, уже не помню куда. Клетку на середину стола, и все тосты — за мышь. И за Ладку кто-то отдельный тост предложил, за голову его светлую, мышь мышью, а не надо забывать, кто мышиный спасатель. Так и стали его называть: «мышиный спасатель». Нам с тех пор все стали дарить фигурки мышей, картинки разные, забавные фотографии. Жаль, что не смогли все увезти.

Официанты прибежали и кричат:

— Комендантский час объявили — освободите помещение!

Ладка хорошо уже выпил, встал, обнял метрдотеля за плечи и тихо так ему сказал:

— Мы, уважаемый, сейчас все встанем и уйдем, но только при одном условии… Согласен выполнить?

Все притихли, смотрят на него, ждут, чего отчебучит. Весь персонал уже по домам разбежался, почти никого не осталось.

— Согласен, — говорит, — на каком условии?

— А таком, что ты, лично, эту мышь съешь! Можешь в кляре — я не садист какой-то.

Мы из-за его допуска и уезжали не как все, а по старинке: через Венгрию и Австрию, и квартиру бросили. Правда, в две тысячи первом за нее много не получили бы.

Говорит: «Поехали отсюда, видеть их не могу. Когда страна предает своих детей — это страшно».

Я в Израиле очень быстро работу нашла: сначала даже не поняла, что выиграла по автобусному билету. Искали специалиста мышей резать и морских свинок — так это ж я. Это уже потом на дверь табличку прибили: «Др. Шпильман». А Владик попытался к военным морякам сунуться — так от ворот поворот. Они его, что ли, за шпиона приняли. Он пытался им втолковать, что занимался спасением утопающих подлодок, да куда там — и слушать ничего не захотели.