Когда через два дня мы встретили его в Нью-Йорке, он сказал нам: «С того дня я словно обрел крылья». Я описал этот случай в своем «Американском приключении»{30}, чтобы ему пришлось объяснить его во время своей антиспиритической кампании. Он ответил заявлением, что автором того письма не могла быть его мать, поскольку наверху страницы стоял крест, а она была еврейка. Если бы он потрудился обратиться к нам за объяснением, мы бы сказали ему, что медиум всегда ставит наверху листа крест в качестве святого символа. Этого ответа вполне достаточно.

Еще одним его возражением было то, что письмо написано по-английски. Звучит убедительно, но указывает на его незнание психических методов. Если бы медиум находилась в полном трансе, можно было бы ожидать, что она заговорит или начнет писать на незнакомом ей языке. И примеров этому не так уж мало. Однако в том случае, когда медиум не находится в трансе, а всего лишь прислушивается к мыслям и ощущениям, которые охватывают его в определенный момент, ему приходится облекать их в форму слов, пользуясь тем словарем, которым он владеет. В подтверждение могу сказать, что мне известно о случае, когда два медиума, находящиеся в одной комнате, одновременно получили одно и то же послание, но записали его совершенно разными словами. Таким образом, второе возражение также можно считать несостоятельным. В любом случае, человек, который пытается искренне и бескорыстно помочь кому-то, вправе рассчитывать на уважение и благодарность. Ничего подобного мы от него не дождались. Объясняется это тем же странным умственным зигзагом, который заставил его сначала использовать для своего же псевдонима имя великого француза, отца современной магии, а потом написать целую книгу «Разоблачение Удина», чтобы доказать, что тот был обманщиком{31}.

Однако с этим сеансом автоматического письма в Атлантик-Сити связан еще один весьма любопытный и заставляющий задуматься эпизод. Когда взволнованный Гудини встал из-за стола, он взял карандаш, наклонился к листу бумаги и произнес: «Интересно, а у меня что-нибудь получится?» Карандаш пришел в движение, и он вывел одно слово. После этого он посмотрел на меня, и я пришел в изумление, потому что увидел в его взгляде хорошо знакомое мне выражение медиума, находящегося под влиянием силы, выражение, которое невозможно подделать. Глаза устремлены на тебя, но ты понимаешь, что сфокусированы они не на тебе. Я взял лист, на нем было слово «Пауэлл». В Англии незадолго до этого умерла моя близкая знакомая Эллис Пауэлл, поэтому для меня это слово имело особенный смысл. «Господи, Гудини! – воскликнул я. – Неужели и Саул во пророках?{32} Да вы сами – медиум». Лицо его сделалось каменным, и он ничего не сказал, но мне показалось, что мое замечание привело его в замешательство. Потом он пробормотал что-то о том, что знал одного человека в Техасе по фамилии Пауэлл, хотя и не смог объяснить, почему именно эта фамилия пришла ему на ум в тот миг. После этого он собрал все бумаги и поспешил покинуть комнату. Возможно, в тот день я коснулся главной тайны его жизни, тайны, которую не до конца понимали даже самые близкие к нему люди. Каждый из фактов в отдельности можно как-то объяснить, но, когда дюжина фактов указывает на одно и то же, есть повод задуматься.