Западня - Понсон дю Террайль (1871)

– Попросим ее помочь нам расправиться с холодным каплуном и горячими трюфелями, которых мы велели приготовить, не сомневаясь, что позовем эту даму разделить трапезу с ее покорными слугами.

– Где же мы его найдем, этого каплуна с трюфелями?

– Нет ничего проще, мадам, у меня дома.

– Ну хорошо, господин Мэн-Арди, я согласна. Я знаю вас достаточно хорошо для того, чтобы положиться на вашу порядочность.

– Ваши слова, мадам, – золото.

– Но у меня, господа, есть одно условие.

– Какое же?

– Никто из вас не будет пытаться за мной ухаживать. И все молодые люди нигде ни словом не обмолвятся обо мне.

– Суровое требование, мадам, – ответил после долгой паузы Танкред, – особенно для тех, кто имел удовольствие лицезреть ваши очаровательные черты.

– Сударь, это ультиматум.

– Мы не были бы французами, если бы не испытывали по этому поводу горьких сожалений. В то же время мы готовы повиноваться и обязуемся не только проявлять к вам уважение, в чем вы и так не сомневались, но и не произносить в ваш адрес слов любви.

– Как бы там ни было, комплименты разрешаются, – с улыбкой добавила дама.

– В таком случае поехали? – спросил Танкред.

– После всего увиденного бал теперь будет невообразимо скучен, – сказала молочница, – так что едем.

Она вновь взяла Танкреда под руку. Четверо друзей последовали за ними, обсуждая события минувшего вечера.

– А вот вам еще одно происшествие, – сказал юный Мэн-Арди, когда они подошли к выходу. – Мы не можем уйти. Кто это там заполонил все подходы к лестнице? Рыцари короля лжецов?

– Да нет, – ответил ему Гонтран, – это больше похоже на сборище крайне раздраженных дам и господ.

Большинство тех, кто столпился у входа, и в самом деле живо жестикулировали. Посреди гомона, служившего фоном всей этой сумятицы, время от времени раздавались восклицания: – Это возмутительно!

– Такой гнусности еще свет не видывал!

– Куда только смотрит полиция?

– Дирекция должна знать, перед кем открывает свои двери.

И приступы ярости все больше набирали обороты.

– Да что, в конце концов, случилось? – громко спросил Гонтран де Кастерак.

– Случилось то, сударь, – ответил ему дородный, красный, как пион, господин, задыхаясь от гнева, – что половину гостей, явившихся на этот бал-маскарад, чтобы повеселиться, самым возмутительным образом обокрали.

– Что вы имеете в виду? – спросил Танкред.

– А что, черт возьми, я, по-вашему, должен иметь в виду? Когда я говорю, что обокрали, это значит обокрали. Как мне представляется, я просто называю кошку кошкой.

– Не сердитесь, сударь.

– Как спокойно вы об этом говорите, – возразил ему разгневанный господин. – Если бы вас избавили от бумажника, двух часов и как венец иронии вытащили из кармана носовой платок, посмотрел бы я, куда подевалось бы все ваше спокойствие.

– А все эти люди, которые так стенают?

– Их, как и меня, тоже обворовали. Префект, сидевший в ложе…

– Как? И его?

– Обокрали, как и меня. Комиссара полиции!

– Его тоже?

– Как и меня.

– Значит, та же участь постигла всех присутствующих?

– Всех. Ну, или почти всех? А что с вами?

– В самом деле! – воскликнул Танкред и стал проверять карманы.

– Нет, ко мне, слава богу, никто не залез.

– Вам очень повезло.

– Но подозрения хотя бы есть? Кто мог совершить этот дерзкий налет?

– А кто, по-вашему, мог это сделать, как не та банда злодеев, которые с таким триумфом внесли этого проклятого калеку?

– Сударь, – заметил Танкред, – мне представляется, что этому безногому трудновато было бы лично принять участие в только что проведенной масштабной операции.

– Не спорьте, – шепнула на ушко Танкреду молочница.

– Хорошо, будь по-вашему, – ответил молодой человек, решив во всем слушаться мудрую спутницу.