Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич (2003)

Холмогоров ничего не сказал, лишь задумался, сдвинув к переносице брови. Поведение мальчика ему сразу показалось странным. История о том, что он пропал, а затем вернулся – удивительной. Объяснения у советника Патриарха не было. Холмогоров умел все анализировать, выстраивать факты в безупречной логической последовательности – А я, собственно говоря, к вам, – рука советника Патриарха скользнула во внутренний карман пиджака, и он извлек бумагу, подписанную секретарем Святейшего.

Приходской священник Павел Ильич Посохов долго изучал документ. Холмогоров видел, как дрожит бумага в пальцах отца Павла. Затем он с изумлением взглянул на Андрея Алексеевича.

– Вы советник Патриарха?

– Да, – спокойно ответил Холмогоров.

– Проходите в дом. Извините, что все так произошло. Я не встретил вас как подобает.

– Все нормально, – произнес Холмогоров, – я понимаю ситуацию, в которой вы оказались. Я рад, что ваш Илья наконец дома.

– Где же он был? – глядя в небо, произнес священник, словно пытался в низких, быстро бегущих дождевых облаках отыскать ответ на неразрешимый вопрос. – Где он был все это время?

– Слава Богу, он вернулся, – успокоил священника Холмогоров.

По земле, по траве, по крыше дома застучали первые крупные капли летнего дождя. Вскоре зашумел ветер, деревья зашелестели и дождь хлынул как из ведра. Холмогоров стоял на крыльце, время от времени он вытягивал ладони и подставлял их под крупные капли.

«Похожи на слезы, – подумал он. – Это слезы радости».

Сколько ни пыталась матушка Зинаида узнать у младшего сына, где он пропадал десять дней и девять ночей, как ни формулировала вопрос, мальчик отвечал одно и то же:

– Я на рыбалку ходил. Ты же сама видела, я ушел и вернулся. Видишь, мама, рыбу поймал.

Где ведро? Где моя рыба? – лицо мальчика исказилось, губы сжались, веки быстро заморгали.

– Здесь, сынок, не волнуйся, оно в кухне стоит.

Илья зашел на кухню, посмотрел на еще живую рыбу и загадочно улыбнулся – так обычно улыбаются совсем маленькие дети, еще ничего не смыслящие в жизни, и глубокие старики, уже ничего не смыслящие. А еще блаженные – те" кого Господь лишил разума.

От еды младший сын священника отказался.

– У тебя что-то болит, сынок? – с дрожью в голосе спросила мать.

– Да, голова кружится, очень сильно кружится. Круги перед глазами плывут.

Попадья принялась ощупывать лоб, уложила сына, строго-настрого запретив старшим братьям его беспокоить. Мальчишки были вне себя от радости. Даже если бы мать и не просила, они ни за что бы не решились побеспокоить сон брата.

– Значит, вы, Андрей Алексеевич, приехали из Москвы? – спросил отец Павел, глядя в лицо Холмогорову. – Вас благословил сам Святейший?

– Нет, я его не видел перед командировкой, но отчет он должен получить.

– Значит, вас интересует икона Казанской Божьей матери?

Холмогоров кивнул.

– Это она, моя супруга, утром пришла с женщинами храм убирать и обнаружила это явление.

– Погодите, отец Павел, я хотел бы осмотреть икону, а по дороге вы мне все расскажете.

– Так вы что, не погостите у нас, не задержитесь?

– Я еще не знаю, я ведь по делу.

– Тогда пойдемте. Ключи от храма у меня есть, только вот дождь еще не кончился. Может, подождем?

– Я на машине.

– Можно и на машине, – согласился священник.

Он сразу, с первых слов проникся к Холмогорову доверием. Отцу Павлу казалось, что он знаком с ним с детства и может рассказать не таясь все, что у него на сердце.

Дождь неожиданно прекратился. Порывы ветра разметали и унесли за горизонт остатки дождевых туч. Выглянуло яркое летнее солнце и залило весь мир ослепительным светом. Засверкали лужи, заблестели капельки на листьях, на траве. И без того хорошее настроение отца Павла и его супруги стало еще более радостным. Священник то и дело шептал:

– Слава Богу, что все так счастливо разрешилось.