Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер (1931)

Архиепископ тем временем обратился к саксам на их родном языке. Граф Роберт, вздрогнув, вернулся к действительности. Архиепископ спросил, согласны ли люди признать Вильгельма своим королем? Они прокричали «Да!»; пожалуй, это прозвучало дружно и без принуждения, подумал старый Гуго де Гурней, переступая с ноги на ногу. Он спросил себя, сколько пройдет времени, прежде чем вся страна признает Вильгельма, и много ли им предстоит драться. Взглянув на Вильгельма, де Гурней с одобрением отметил – герцог держится прямо и не мигая смотрит строго перед собой. Что ж, может быть, он и бастард, подумал де Гурней, но из него получится настоящий король.

Вперед вышел епископ Кутанса и по-нормандски обратился к подданным герцога. Он спросил у них, согласны ли они с тем, что Вильгельм примет корону. Так же, как и саксы, они криками выразили свое согласие.

«А действительно ли я хочу этого?» – спросил себя Рауль после того, как слова слетели с его губ. Бог его знает! Он заметил, как нахмурился Гийом Мале: тот тоже не жаждал этого, но, разумеется, дал свое согласие. А вот Фитц-Осберн буквально лучился торжеством; Жиффар выглядел довольным, да и Тессон тоже. Неель же был мрачен, как, кстати, и Грантмеснил: пожалуй, они еще не забыли пророчества в Сен-Жаке и слова Гале.

За обеими декларациями последовали молитвы; ритуал шел своим чередом. Архиепископ обеими руками поднял золотую корону, держа ее над головой герцога, и присутствующие разразились громкими приветственными криками.

Епископ Лондона, взявшись за елей, подошел к Альдреду, но вдруг заколебался и недоуменно оглянулся на двери.

Что-то происходило за стенами аббатства. Оттуда доносились крики, лязг стали, боевой клич и призыв к оружию.

Чей-то голос воскликнул: «Измена!» – и мужчины бросились к дверям.

Герцог преклонил колени. Его волнение выдавала лишь внезапная смертельная бледность да быстрый взгляд, который он метнул на двери.

«Впервые за двадцать лет, – подумал Рауль, – я вижу, как он испугался».

Ему тоже было страшно, но он не пошевелился. Рауль, подумав об Эльфриде, ожидавшей его за пределами Сити, принялся мысленно решать внезапно возникшую проблему. «Если против нас восстал весь Лондон, как мне лучше добраться до нее?» – размышлял он.

Шум стал громче; в аббатство проник запах горящего дерева.

– Кровь Христова, мы здесь заперты, как крысы в ловушке! – пробормотал Раулю на ухо граф Мортен.

Герцог упрямо стиснул челюсти; архиепископ умолк просто на середине богослужения, он застыл, дрожа всем телом и со страхом ожидая развязки.

Люди толкались у входа, чтобы первыми выскочить наружу и отразить предполагаемое нападение. В аббатстве уже не было никого из саксов, да и нормандцев осталось совсем немного. У самого алтаря застыл Фитц-Осберн, а рядом с ним стояли Роберт д’Э, де Гурней, Мортен и Рауль.

Епископ Байе, порывисто шагнувший было к дверям, встретил взгляд герцога и вовремя спохватился. Он прошептал что-то на ухо архиепископу. Альдред облизнул языком пересохшие губы и принял елей из рук Уильяма Лондонского.

В опустевшем аббатстве, под звуки схватки, доносившиеся снаружи, свершилось миропомазание Вильгельма. Он протянул руку, чтобы взять Евангелие. Альдред подставил ему крест; руки его дрожали. Герцог преклонил колени и поцеловал крест, после чего звонким и сильным голосом принес клятву. На голову ему опустили корону, а в руку вложили скипетр. Он встал, и складки тяжелой мантии зашуршали по каменным плитам пола.

Фитц-Осберн закричал:

– Да здравствует Вильгельм, король Англии! – и голос его гулким эхом прокатился под сводами пустой церкви.

Герцог встретился взглядом с Раулем; Вильгельм едва заметно кивнул головой в сторону двери, и брови его чуточку приподнялись в немом вопросе.