«Квик был известен полиции задолго до того, как стал серийным убийцей. В молодости он не раз попадал в кутузку за разнообразные и совершенно нелепые мелкие преступления, непревзойденные в своей глупости».

Каждый такой пример Стигссон досконально запоминал. Перссон действовал на него как красная тряпка на быка.

— Лейф Г. В. Перссон называет многократные попытки сексуального насилия и покушения на убийства в отношении детей нелепыми мелкими преступлениями! — От возмущения голос Стигссона звучит более надрывно, чем обычно, и в конце концов он срывается на фальцет, произнося свои речи, которые мог продолжить с любого места: — Томасу Квику еще в молодые годы был поставлен диагноз «педофилия и садизм» — pedophilia cum sadismus. Он был признан «не просто опасным, а при некоторых обстоятельствах — исключительно опасным для жизни и здоровья других людей». И это написано еще в тысяча девятьсот семидесятом году! А в семьдесят четвертом он напал с ножом на мужчину в Упсале и так его порезал, что тот чудом остался жив. И такие поступки Г.В. называет «нелепыми мелкими преступлениями»! Ты понимаешь, с какими нечестными людьми приходится иметь дело?

Губб Ян Стигссон часто и охотно цитирует заключения судмедэкспертов и решения суда.

Вооруженный точными формулировками, он всегда может обрушиться на своих оппонентов, указывая на фактические ошибки в их высказываниях и статьях.

Вкупе с Лейфом Г. В. Перссоном самым ненавистным для Стигссона человеком был писатель и журналист Ян Гийу. Стигссон потряс у меня перед носом парой листов бумаги со статьей, которую он посылал в дебатную полосу национальных газет и получил назад с отказом.

— В книге Гийу «Защитник ведьм» в главе о Томасе Квике я насчитал сорок три фактические ошибки! Вот уже несколько лет я пытаюсь вызвать его на публичные прения. Однако он не решается со мной тягаться! А газеты не принимают моих статей на эту тему, — продолжал он.

Не без некоторого облегчения я попрощался со Стигссоном и вышел на негостеприимную улицу зимнего города, чтобы продолжить работу над репортажем о пиромане из Фалуна, который все больше превращался в репортаж о таком феномене, как ложные признания.

Зачем человеку признаваться на полицейских допросах в тяжких преступлениях, которых он не совершал? Это представляется почти невероятным, и большинство людей убеждены, что сами-то они никогда бы так не поступили. Девять подростков из Фалуна сознались в многочисленных поджогах, а позднее утверждали, будто невиновны, во что поначалу мне было трудно поверить.

Однако начав читать научные исследования по ложным признаниям, я понял, насколько это распространенное явление. И оно возникло не вчера. Когда в 1932 году было совершено похищение полуторагодовалого сына Чарльза Линдберга, мегазвезды, легендарного летчика, в одиночку пересекшего Атлантику, около двухсот человек выступили с признаниями своей вины. Примерно столько же за все эти годы сознались в убийстве премьер-министра Улофа Пальме.[14]

Американская организация «Innocence Project», которая с момента своего основания в 1992 году смогла при помощи современных технологий ДНК оправдать двести восемьдесят два невинно осужденных человека, констатировала, что двадцать пять процентов из них полностью или частично признали свою вину на допросах. Тот факт, что они позднее взяли назад свои признания, не помог им в суде.

Среди людей, делающих ложные признания, широко представлены дети, подростки, люди с низким интеллектом, психически больные и наркоманы. Когда им задним числом задавали вопрос, почему они признались, наиболее распространенный ответ звучал так: «Мне хотелось поскорее вернуться домой».