Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - Джон Джейкс (1987)

– Нет, я и не собирался заниматься с тобой любовью. Я нанял тебя только для того, чтобы поболтать по-человечески, погреться и спокойно выспаться. – Он всмотрелся в нее мимо бутылки, которую снова поднес к губам. – Хотя ты, конечно, потрясающая девушка. И это желтое платье на тебе тоже потрясающее.

– Уилл, ты правда хочешь сказать, что не собирался…

– Трахаться? Нет. И нечего краснеть тут, это хорошее, откровенное слово. Те, кто слишком громко возмущаются, когда слышат неприличные слова, сами говорят и похуже, только втайне. – Он потянулся, снова сделал глоток и с удовольствием уставился на ее декольте. – Ну а тебя как зовут, красотка?

Даже самой себе Эштон не смогла бы объяснить, почему она не солгала ему.

– Эштон. Эштон Мэйн.

– Южанка, стало быть?

– Да, только не спрашивай, как я оказалась в подобном месте. Этот вопрос я слышу по двадцать раз за неделю.

– Ты так много трахаешься? Черт! Как прекрасна молодость! Я так давно этим занимался, что почти уже и забыл подробности.

Эштон искренне расхохоталась. Ей уже нравился этот старый чудак. Может быть, именно поэтому она решила открыть ему правду.

– Тебе, так и быть, расскажу, – сказала она, садясь рядом. – Я внезапно овдовела здесь, в Санта-Фе. И эта чертова дыра оказалась единственным местом, где я смогла найти работу.

– Но ты ведь не собираешься остаться здесь навечно?

– Нет, сэр. – Эштон посмотрела на чемоданчик. – А ты вроде как торговец?

– Коммивояжер. Таким, как я, сейчас несладко, время трудное. Там у меня в кармане сюртука визитные карточки. Уиллард П. Фенуэй, представитель на западных территориях, «Рояли Хохштайна», Чикаго.

– Теперь понятно, что означают те картинки с толстой дамой. Что ж, ты продаешь прекрасные инструменты. Я видела рояли от Хохштайна в самых богатых домах Южной Каролины. Там я выросла. Слушай, ты не против, если я подготовлюсь ко сну? – (Он лишь поторопил ее сделать это как можно скорее.) – Хочешь, чтобы я легла в рубашке или нагишом?

– Нагишом, если не возражаешь. Так мне будет теплее.

Эштон стала раздеваться, радуясь непонятно чему.

– Хочу кое-что уточнить. – Фенуэй взмахнул опустевшей бутылкой. – Я не продаю рояли, а пытаюсь их продавать. За эту поездку сумел пристроить только один – модель «Артист», та, что на листовках. Купил торговец скотом из Эль-Пасо, жуткий тупица. Для своей жены, так она даже нот не знает, просто хотят пустить пыль в глаза. Это, пожалуй, единственный инструмент, который я продал за несколько месяцев. Хозяин выделил мне эти проклятущие земли к западу от Миссисипи, а значит, мои потенциальные покупатели не кто иные, как шулера, разорившиеся золотоискатели, пьянчуги-солдаты, краснокожие, нищие фермеры, мексикашки, шлюхи – только без обид, ладно? – и случайно подвернувшаяся жена слабоумного ковбоя. Слушай, когда ты наконец ляжешь? Я замерз.

Эштон задула лампу и прыгнула к нему под одеяло. Впрочем, каким бы старым и костлявым он ни был, его тело оказалось крепким, а рука, обнявшая ее за плечи, – неожиданно сильной. Видимо, частые разъезды закаляют, решила Эштон. Кожа Уилла приятно пахла маслом грушанки.

– Ты наверняка мог бы продать рояль здесь, – сказала Эштон. – Ну, может, не рояль, но спинет точно. Посетители вечно требуют музыку.

– Только не от Хохштайна.

– Почему?

– Старик Хохштайн ужасно религиозен. Суров как грех на людях, особенно рядом с этой старой ослицей, своей женой. А самого каждую неделю новая потаскушка ублажает. Но это его единственные отношения с дамами твоего ремесла. Уж ты мне поверь: если бы можно было, я бы пристроил его рояли в половину публичных домов Иллинойса и спокойно ушел на покой.

– Такой большой рынок?

– Работай я в Индиане или Айове, я бы жил как какой-нибудь граф или герцог. Но Хохштайн не желает иметь дел с публичными домами. Эй, куда ты?

– Хочу зажечь свет. Нам надо кое-что обсудить.