Темная игра смерти - Дэн Симмонс (1989)

Я кивнула и схватилась за ручку дверцы. Внутри пахло табачным дымом, потом и винилом. Когда мы двинулись к выезду из аэропорта, я повернулась и глянула в заднее стекло. Сказать, преследует ли нас кто-нибудь, было невозможно из-за слишком плотного потока машин.

– Я спрашиваю, куда едем? – крикнул водитель.

Я моргнула. В голове было пусто.

– В центр? – спросил он. – К отелю?

– Да. – Было такое впечатление, что я не говорю на этом языке.

– К какому отелю?

За левым глазом у меня вдруг вспыхнула слепящая боль. Я почувствовала, как она перетекает из мозга к шее, а потом заполняет все тело, словно жидкое пламя. С секунду я не могла дышать. Просто сидела, сжимая ридикюль и соломенную корзинку, и ждала, пока боль не утихнет.

– …или как? – спросил водитель.

– Извините? – Голос мой звучал, словно шелест мертвых стеблей кукурузы на сухом ветру.

– Мне выбираться на скоростное шоссе?

– «Шератон». – Слово прозвучало для меня полной бессмыслицей. Боль начала уходить, но к горлу подступила тошнота.

– В центре или в аэропорту?

– В центре. – Я совершенно не понимала, о чем идет речь.

– Хорошо.

Я откинулась на холодный винил. Полосы света пересекали зловонную внутренность такси через равные промежутки времени, создавая гипнотический эффект. Я сосредоточилась на том, чтобы выровнять дыхание. Шорох шин, катящихся по мокрому асфальту, медленно пробивался сквозь гул в ушах. «Мелани, дорогая…»

– Как тебя зовут? – прошептала я.

– А?

– Как тебя зовут? – резко повторила я.

– Стив Лентон. Вот тут написано. А что?

– Где ты живешь?

– А зачем?

Мне это надоело. Несмотря на головную боль и подступающую тошноту, я крепко сжала его сознание. На несколько секунд он скорчился за рулем, затем я велела ему выпрямиться и снова смотреть на дорогу.

– Где ты живешь?

Картинки, образы, женщина со светлыми редкими волосами перед гаражом.

Говори!

– Бьюла-Хайтс. – Голос водителя звучал глухо, монотонно.

– Далеко отсюда?

– Пятнадцать минут.

– Ты живешь один?

Печаль. Чувство потери. Ревность. Исполненный боли образ блондинки с сопливым ребенком на руках, громкий злой голос, красное платье удаляется по тротуару. В последний раз мелькает ее машина. Жалость к себе. Слова из кантри-песни, соответствующие ситуации.

– Едем туда, – сказала я. Наверное, я действительно сказала это. Закрыв глаза, я слушала, как шуршат шины по мокрому асфальту.

* * *

Дом таксиста был погружен в темноту. Он походил на все остальные жалкие маленькие домишки в этом районе, мимо которых мы проехали: оштукатуренные стены, одно большое окно, выходящее на крохотный прямоугольник сада, гараж размером с весь остальной дом. Никто нас не видел, когда мы подъезжали. Таксист открыл двери гаража, и мы въехали внутрь. Там стоял «бьюик» новой модели, темно-синий или черный, трудно было сказать при таком плохом освещении. Я заставила его выкатить «бьюик» на дорожку перед гаражом, а потом вернуться. Мотор такси по-прежнему работал. Водитель закрыл дверь гаража.

– Покажи мне дом, – тихо попросила я.

В доме было все так, как я и предполагала, и оттого еще тоскливее. В раковине лежали грязные тарелки, по полу в спальне разбросаны носки и белье, везде валялись газеты, а со стен на это безобразие смотрели дешевые фотографии детей с глазами лани.

– Где твой пистолет? – спросила я.