Темная игра смерти - Дэн Симмонс (1989)

– О да! – с готовностью отозвалась я.

От одной мысли о хнычущем внуке меня чуть не стошнило, но я давно уже открыла для себя целительную пользу вязания и тот психологический камуфляж, который оно мне обеспечивало в общественных местах.

– Мальчик?

– Девочка, – ответила я и проникла в сознание женщины.

Это оказалось так же просто, как войти в открытую дверь. Я не встретила ни малейшего сопротивления. Как можно осторожнее и незаметнее я скользила по коридорам ее мозга, не оказывая насилия, пока не добралась до центра удовольствия. Представив себе, что ласкаю персидскую кошку, хотя терпеть их не могу, я принялась поглаживать ее, ощущая поток удовольствия.

– Ах! – воскликнула женщина и залилась краской, сама не понимая отчего. – Внучка, это так чудесно.

Я стала поглаживать ее медленнее, меняя ритм, соотнося его с каждым робким взглядом, который она бросала на меня, и увеличивая давление, когда до нее доносились звуки моего голоса. Некоторые люди поражают этой своей способностью при первой же встрече. Среди молодежи это называется влюбленностью, у политиков носит название плодотворной притягательности. Когда подобный талант проявляется у оратора, обладающего хотя бы намеком на Способность, это приводит к массовой истерии толпы. Например, современники и соратники Адольфа Гитлера часто упоминали, как хорошо они ощущали себя в его присутствии, однако почему-то этому факту психологического воздействия личности на толпу уделяется мало внимания. Несколько недель такой обработки, и у этой женщины разовьется потребность подобного состояния, гораздо большая, чем потребность в героине. Нам нравится быть влюбленными, потому что это единственное чувство, позволяющее людям максимально приблизиться к психологической наркомании.

По прошествии нескольких минут малосодержательного, ни к чему не обязывающего диалога эта одинокая женщина, выглядевшая настолько же старше своего возраста, насколько я – моложе, похлопала рукой по свободному сиденью рядом и предложила, снова залившись краской:

– Здесь достаточно места. Может, вы присоединитесь ко мне, чтобы мы могли продолжить беседу, не повышая голоса?

– С радостью! – откликнулась я и засунула вязанье и спицы в сумку – они уже сделали свое дело.

* * *

Ее звали Энн Бишоп, она возвращалась домой в Филадельфию после длительного и неприятного пребывания в Вашингтоне в доме своей младшей сестры. Через десять минут я уже знала о ней все необходимое. В мозговом поглаживании не было никакой надобности – эта женщина изнемогала от жажды общения.

Энн происходила из благопристойной и благополучной филадельфийской семьи. Трастовый фонд, основанный ее отцом, оставался главным источником ее дохода. Она никогда не была замужем. В течение тридцати двух лет этот усохший призрак женщины опекал брата Пола, страдавшего параличом нижних конечностей, который медленно переходил в полный паралич под воздействием какого-то нервного заболевания. В мае Пол умер, и Энн Бишоп еще не привыкла к состоянию, когда не нужно постоянно думать о нем. Ее визит к сестре Элейн, впервые за восемь лет, оказался неудачным. Энн раздражали неотесанный муж Элейн и ее плохо воспитанные дети. Короче говоря, тетя Энн в силу своих привычек старой девы испытывала к этой семье лишь отвращение.