Темная игра смерти - Дэн Симмонс (1989)

В воскресенье 21 декабря я завтракала тем, что приготовила Энн, и расспрашивала ее о друзьях, средствах к существованию и прочих житейских подробностях. Выяснилось, что друзей у нее нет, да и жизни, как таковой, тоже. Время от времени ее навещала миссис Пагнелли, соседка, она же иногда присматривала за Пушком. При упоминании о пропавшем коте глаза Энн наполнились слезами, и я почувствовала, как мысли ее заскользили в сторону. Я усилила давление и вернула ее обратно к новой и главной страсти – желанию доставить мне удовольствие.

На банковском счете Энн находилось семьдесят три тысячи долларов. Как многие эгоистичные старухи, ощущающие приближение унылого конца своей унылой жизни, в течение многих десятилетий она жила на грани нищеты, копила деньги и акции, как сумасшедшая белка, складывающая желуди, которые ей никогда не понадобятся. Я предложила Энн перевести все ее ценные бумаги в наличные деньги на следующей неделе, и она сочла, что это прекрасная мысль.

Мы как раз обсуждали источники ее доходов, когда она упомянула Ропщущую Обитель.

– Общество платит мне небольшую стипендию за то, что я приглядываю за ней, вожу туда иногда частные экскурсии, проветриваю, когда она закрывается на долгое время, как, например, сейчас…

– Что это за общество? – поинтересовалась я.

– Филадельфийское общество сохранения достопримечательностей, – пояснила Энн.

– А что это за достопримечательность – Ропщущая Обитель?

– О, мне бы очень хотелось показать ее вам! – с энтузиазмом откликнулась Энн. – До нее отсюда всего один квартал.

Три дня отдыха и обработки этих двоих утомили меня, и я с готовностью кивнула.

– После завтрака, – промолвила я. – Если у меня возникнет желание пройтись.

* * *

Даже сейчас мне трудно передать все очарование и внешнюю несуразность Ропщущей Обители. Располагалась она непосредственно на вымощенной разбитым кирпичом Джермантаун-стрит, состоявшей из нескольких прекрасных старых зданий в окружении баров, лавок старьевщиков, гастрономов и дешевых магазинчиков. Переулки, отходящие от главной улицы, в этом месте упирались в самые настоящие трущобы, ряды одноквартирных домов и пустующие стоянки. Но здесь, под табличкой «Джермантаун-стрит, 5267», за рядом парковочных счетчиков и двумя почерневшими от копоти и изрезанными ножами дубами, в десяти футах от оживленного движения, громыхающих трамваев и бесконечного шествия цветных пешеходов высилось старинное каменное чудо с высокими окнами.

В дом вели две парадные двери. Энн достала ключи на искореженном кольце и открыла восточный вход. Внутри было темно из-за тяжелых штор, плотно прикрывавших окна, пахло стариной, вековым деревом и мебельным лаком. Мне показалось, что я вернулась домой.

– Здание построил в тысяча семьсот сорок четвертом году Джон Вистер, – начала Энн. Голос ее становился громче, постепенно приобретая интонации гида. – Он был филадельфийским купцом и пользовался этим домом в летнее время. Потом дом стал круглогодичной резиденцией семьи.

Мы перешли из маленькой прихожей в гостиную. Пол, выложенный резным паркетом, был натерт до блеска, лепнина потолка выполнена в элегантном и скромном стиле «обручального кольца», у камина стояло кресло. Рядом на столике XVIII века высилась единственная свеча в старинном шандале. Ни электрических лампочек, ни розеток видно не было.

– Во время битвы при Джермантауне, – продолжала Энн, – в этой комнате скончался британский генерал Джеймс Агню. Здесь до сих пор видны следы его крови. – Она указала на пол.

Я посмотрела на едва различимые пятна на дереве.

– Но снаружи нет никакой вывески, – удивилась я.