Последний из Саларов - Мохаммад-Казем Мазинани (2016)

Мирза-хан ухватил щипцами самый горячий уголек и поднес его к опиумному шарику, и шазде такой кейф словил, что звуки сопения и стоны его трубки стали слышны всем. И «кибла мира» смотрел на него с чашечки этой трубки с таким выражением, словно шазде пускал по ветру все пятьдесят лет его шахского правления.

Дым бежал по тонкому каналу чубука, в котором, по словам поэта, беда мешается со счастьем, и, вдыхаемый шазде, заставлял его перевоплотиться и получить такое удовольствием, словно и впрямь он отвоевал себя у этого мира или по крайней мере построил себе из дыма вполне приятный новый мир.

– …Знали бы вы, с каким трудом мой отец, его высочество, получил свои права от «киблы мира». Выскочки тогда не могли прорываться к власти, как сейчас. Тогда для этого требовалось несомненное благородство происхождения и очень толстый кошелек…

Ни приказа так и не было, ни жалованного дорогого халата. Его высочество после сотни затруднений получил, наконец, аудиенцию. Провели в угловую комнату, где шах решал государственные дела. Там присутствовали еще великий визирь, Хаким аль-Малик (врач), Этемад ос-Салтане (советник) и Даллак-баши (главный цирюльник), а также несколько крупных пиявок. Хаким аль-Малик убедил шаха лечь на живот и разрешить поставить ему пиявки на ягодицы, для лечения геморроя и снятия излишней густоты крови.

Шах лежал животом на подушке, а Даллак-баши извлекал из склянки особенных пиявок, полученных из Мазандарана, и ставил их одну за другой вокруг высочайшего заднего прохода. Голодные пиявки принялись сосать густую кровь, а Этемад ос-Салтане начал читать вслух французскую газету, чтобы и отвлечь от боли «киблу мира», и позволить ему выучить несколько новых слов. Великий визирь получил возможность в это же время положить на высочайшую подпись несколько приказов и правительственных решений.

Пиявки быстро насасывались кровью и всё больше разбухали. Взгляд шаха внезапно остановился на Большом шазде:

– А-а, шазде… Ты что здесь делаешь? Видишь, как нам тяжело…

– Жертвующий жизнью прибыл к вашему величеству для целования руки и изъявления преданности. А также мы просили о подписании фирмана…

– Великий визирь, как можно скорее подготовьте фирман, чтобы мы могли его подписать!

Пиявки так насосались и раздулись, что начали отваливаться. Даллак-баши подбирал их шелковым вышитым гладью платком и складывал в хрустальный графинчик. В нем кровь «киблы мира» делалась яркой и чистой, как гранатовый сок. Главный врач осмотрел места укусов пиявок, приложил смоченную спиртом вату и натянул на царственный зад белые шаровары. Шах встал, потом сел, и его двойной подбородок затрясся от смеха.

– Воистину, ты чудо сотворил, Даллак-баши! Головокружение наше исчезло совсем! А также мы выучили несколько французских слов… Bonjour, Этемад ос-Салтане!

Шах поднялся и прямиком зашагал в женскую внутреннюю половину дома. Шазде тоже завершил дела с великим визирем по поводу передачи пожертвования: сошлись на скромной сумме в десять тысяч туманов. Шазде покинул дворец. Его общий годовой доход в несколько раз превышал эту сумму. Управление велаятом Кумс стоило гораздо большего.

Лиловым бутоном губ старый князь втянул горький дым, подержал его в легких и выпустил из ноздрей как из двух печных труб. Помолчал и сказал как бы даже не губами, а дрожанием крыльев носа:

– Смысл моего высказывания подытожу так: шахиншахское правление в нашей стране напоминает вот эту полуразвалившуюся мельницу. Издали картинка, вблизи – ужас. Те правили таким образом, эти иначе. Мне умереть, вам жить. Но смотрите, чтобы через двадцать лет эти отец и сын не превратили страну в кучу пепла!