– Вот этого уж не знаю. Монтроуз взял карточку, и они ушли за перегородку. Проговорили с четверть часа, потом белый парень встал и ушел. Отец твой посидел еще чуть-чуть, допил бутылку и тоже ушел. Все, больше я его не видел.

– Еще раз, когда это было?

– На прошлой неделе в среду.

А на следующий день, судя по почтовому штемпелю, Монтроуз отправил Аттикусу письмо. Но где-то между четвергом и вечером воскресенья он, видимо, решил ответа не дожидаться.

Продолжая гадать, что все-таки случилось, Аттикус вернулся в отцовскую квартиру. Снова накатила усталость, и на этот раз он сдался: рухнул на кровать в отцовской спальне и проспал до вечера.

Его разбудил телефонный звонок. Дядя Джордж сказал, что возникли еще какие-то обстоятельства, но к шести он управится. Аттикус повесил трубку и заглянул в холодильник. Ничего съедобного среди остатков недельной давности не нашлось, поэтому он, зевая, перешел в зал, лениво раздвинул шторы и выглянул в окно.

Народ в этом микрорайоне был в основном зажиточный – средний класс, стремящийся осуществить американскую мечту потребительства. Зачастую это стремление не приводило ни к чему, кроме разочарования, но они все равно тратили заработанные тяжким трудом доллары на мебель и бытовую технику, хоть в крохотных квартирах девать это было некуда, на дорогие наряды для походов в церковь, кинотеатры и ночные клубы, куда пускали темнокожих, ну и на роскошные авто. Ездить на таких за пределами города было небезопасно, зато их можно поставить под окнами – главное, чтобы все видели.

Но даже несмотря на то, что вдоль улицы стояли сплошь «кадиллаки», машина, припаркованная на углу, затмевала их все, являя собой совершенно иной уровень достатка и статуса. Вытянутая и обтекаемая, с низкой посадкой, излучающая потаенную агрессию – такую стоило назвать в честь какого-нибудь хищника. Серебряный корпус и отделка холодно светились в лучах вечернего солнца, как будто на дворе зима, а не лето. Стекла были даже не затемненные, а словно закопченные изнутри – почти непроницаемо черные, и понять, кто или что там внутри, было невозможно.

Машина вызвала интерес не только у Аттикуса. Мимо по тротуару шла ватага мальчишек – они замерли с раскрытыми от удивления ртами. Один из ребят протянул руку, чтобы потрогать корпус, но тут же с визгом отдернул. Приятели захохотали, потом стали спорить и подначивать друг друга. Наконец, другой мальчишка положил ладонь на капот… и с воплем отскочил. Ребята кинулись врассыпную; одни смеялись, другие кричали от страха.

Аттикус накинул рубашку, натянул брюки, надел ботинки и побежал по лестнице. Едва ли все это заняло у него больше двух минут, однако серебристого автомобиля уже и след простыл. Аттикус огляделся, но увидел только пустое место, где тот был припаркован. Уж не померещилось ли?

* * *

Когда Аттикус подошел к дому Джорджа, у «паккарда» караулила невысокая стройная девушка в летнем платьице.

– Летиша? – спросил он. – Это ты?

– А кто же еще, – ответила Летиша Дэндридж, притворившись обиженной: она-то завидела Аттикуса, как только он вышел из-за поворота, и сразу узнала его. Впрочем, девушка тут же рассмеялась и раскинула руки для объятий.

Они росли вместе. Дэндриджи жили к западу от Стейт-стрит, в менее благополучной части района. Руби, старшая сестра Летиши, бывало, присматривала за маленьким Аттикусом, а ее брат Марвин подрабатывал у Джорджа в турагентстве. Летиша, на год младше Аттикуса, долгое время была единственной девочкой в «Саутсайдском клубе любителей футуризма и научной фантастики», который собирался в гостиной Джорджа после уроков. В какой-то момент миссис Дэндридж запретила Летише ходить туда, мол, хватит тратить время на всякую ерунду, пора отрабатывать свое содержание, как брат с сестрой. После этого Аттикус с ней практически не виделся.

– Тиша Дэндридж, просто не верится, – протянул он. – Как у тебя дела? Что нового?