Кровь и пепел - Павлищева Наталья Павловна (2011)

– Чего? – оживилась сестрица. Тут бы вот и сказать самое главное или хотя бы дать понять, что знаю, но… меня словно что-то остановило. Через секунду я разозлилась сама на себя, это не что-то, а все тот же проклятый вопрос о возможности или невозможности вернуться обратно в свою жизнь, если скажу. Теперь я понимала, что этот вопрос не даст мне покоя до конца. Только какого конца?

Стало тоскливо, я снова почувствовала себя в большой мышеловке с прижатым пружиной хвостом и полной невозможностью избежать кары. Высшие Силы, миленькие, ну не гожусь я в героини, ей-богу! Господи, избавь меня от героизма, очень Тебя прошу. Я простая, расчетливая, деньги люблю (кто ж их не любит?), я вредная, даже глупая… Ну за что мне все это?!

Лушка так и не дождалась от меня толковых объяснений, что же это за сведения, о которых я предпочла бы не знать. На мое счастье, долго думать о чем-то или интересоваться чем-то одним сестрица просто не могла, а потому отстала.

Мы вернулись домой к вечеру, со двора уже все было занесено в дом и уложено в сундуки. Девок не видно, незадачливого Тришки тоже. На крыльце сиротливо висела лишь одна испорченная душегрея…

Анея мрачно поинтересовалась:

– Где были?

– У княгини Евдокии, – быстро отрапортовала Лушка.

Мы видели княгиню минут пять, остальное время действительно развлекали маленького князя, но при необходимости княгиня могла подтвердить, что мы были там. Больше вопросов не последовало, у тетки не было настроения что-либо выяснять.

Почувствовав, что гроза нас не коснулась, мы быстро похлебали остывшее варево и улизнули в свою светелку. Правда, Лушка все же успела расспросить Любаву:

– Здорово лупцевали?

Та прижала ладони к щекам:

– Ой как! Фанька только стонала, а Савка все в голос, кажись, до Чернигова слышно было. Трофим молчал. Ноне лежат все трое. Мать сказала, не отойдет душегрея-то, еще всыплет, чтобы дело знали, а не дурацкие хаханьки.

Я не выдержала:

– Лушка, душегрея же меховая, ее сушить в тряпках надо, не то покоробится.

– Думаешь? Как быть?

– Пошли, поглядим.

Мы подхватили по старому плату и побежали на крыльцо. Уже стемнело, но даже в сумерках было видно, что мех испорчен безнадежно, видно, содержимое ведра у Тришки оказалось горячим. Но мы все равно принялись старательно промокать душегрею платами, чтобы побольше влаги впиталось.

– А потом надо куда-то утащить и положить до утра на ровное, может, чуть расправится.

– Не расправится.

От этого голоса мы буквально подпрыгнули! Увлекшись своим делом, все трое даже не заметили, как на крыльцо, кутаясь в свой плат, вышла Анея.

– Девок пожалели?

– И душегрею тоже, – зачем-то заявила я.

Тетка посмотрела внимательно, вздохнула:

– Ее уже не спасешь. Надо только камни снять и жемчуга. Девок завтра в деревню отправлю, оттуда новых привезут. Вам поручу следить первое время, чтобы меха помоями не обливали. Сможете?

Мы только дружно кивнули в ответ.

Так у нас с Лушкой появились свои девки, у каждой по одной. Их на следующий день привезли из деревни. Теперь я собственница, и эта собственность стояла передо мной, теребя в руках кончик косы. Ростом и фигурой с меня, значит, тоже лет пятнадцать, замуж не отдали, и попала в холопки, видно, из-за родительских долгов. В предыдущий вечер я спросила Лушку как становятся холопами. Та пожала плечами:

– Ежели в полон возьмут…

– Какой полон в соседней деревне, Луш?

– Значит, закупы…

Я попыталась сообразить, закуп, видно, не вернувший долг. Ясно, передо мной стояла расплата по кредиту, это вам не двадцать первый век, здесь судебные разбирательства короткие: не вернул вовремя – либо сам, либо кто из родственников в холопы. А с холопом можно делать почти что хочешь, можно выпороть (правда, и нас с Лушкой тоже можно), можно даже убить. А вот это, как выяснилось, только по приговору. Чьему? Князя или вон воеводы.