Адам Бид - Джордж Элиот (1859)

– Но расскажите мне об обстоятельствах… как именно случилось это… Расскажите мне о том самом дне, в который вы начали проповедовать.

– Однажды в воскресенье я с братом Марловым, который был уже стар, одним из местных проповедников, шла вместе всю дорогу в Геттон-Дипс. Геттон-Дипс – деревня, где люди добывают себе пропитание, работая в свинцовых рудах, и где нет ни церкви, ни проповедника и люди живут, как овцы без пастуха. Она отдалена от Снофильда больше чем на двенадцать миль, и мы отправились в путь рано утром, так как дело было летом, и я как-то чудесно чувствовала божественную любовь, когда мы шли по холмам, где нет таких деревьев, как здесь, – вам это известно, сэр, – деревьев, из-за которых небо казалось бы меньше, где вы видите, что небеса расстилаются над вами, как палатка, и чувствуете, что вас окружают объятия Всевышнего. Но, прежде чем мы достигли Геттона, у брата Марлова сделалось головокружение, от которого он чуть не упал, ибо он работал сверх сил своих для своих лет, бдел и проповедовал и проходил множество миль, возвещая слово Божье и занимаясь тканьем холста. И когда мы достигли деревни, то все люди ждали его, ибо он назначил время и место, когда был там прежде, и те из жителей, которые хотели слышать слово жизни, собрались на месте, где избы были гуще, так что и другие могли быть привлечены на проповедь. Но он чувствовал, что не в состоянии держаться на ногах и проповедовать, и принужден был лечь в первой избе, к которой мы подошли. Таким образом, я вышла к народу, думая, что мы войдем в один из домов и что я буду читать и молиться с ними. Но когда я проходила мимо изб и увидела пожилых, дрожавших на ногах женщин в дверях и жесткие взгляды мужчин, которых взоры, казалось, вовсе не видели воскресного утра, как будто эти люди были безгласными волами, никогда не поднимавшими глаз к небу, то я почувствовала большое движение в моей душе и дрожала всем телом, будто поколебал меня сильный дух, входивший в мое слабое тело. И я пошла туда, где собралась небольшая толпа народа, и взошла на низкую стену, выстроенную со стороны зеленого холма, и говорила слова, дававшиеся мне обильно. И жители вышли все из своих изб и окружили меня, и многие из них плакали над своими грехами и с того времени вступили в связь с Богом. Так начала я проповедовать, сэр, и с тех пор я продолжала проповедовать.

Дина опустила работу во время этого рассказа. Она говорила, по своему обыкновению, просто, но тем искренним, внятным, дрожащим дискантом, которым она всегда господствовала над своими слушателями. Она нагнулась теперь, чтоб поднять свое шитье, и затем занялась им, как прежде. Мистер Ирвайн был заинтересован чрезвычайно. Он подумал: «Только жалкий негодяй стал бы корчить здесь педагога, это все равно что пойти и читать наставление деревьям, зачем они растут по своему собственному образцу».

– И вы никогда не чувствуете какого-либо смущения от сознания вашей юности… что вы милая молодая женщина, на лицо которой устремлены глаза мужчин? – сказал он громко.

– Нет, у меня нет места для таких чувств, и я не верю, что люди когда-либо обращают на это внимание. Я думаю, сэр, что, когда Бог заставляет нас чувствовать свое присутствие, мы походим на пылающий куст. Моисей никогда не обращал внимания, какого рода был этот куст – он видел только сияние Господа. Я проповедовала таким грубым, невежественным людям, какие только могут быть в деревнях около Снофильда, – мужчинам самого жестокого и дикого вида, но они никогда не обращались ко мне с невежливым словом и часто искренно благодарили меня, когда давали мне дорогу для того, чтоб я могла пройти между ними.

– Этому я могу поверить… этому я действительно могу поверить, – выразительно сказал мистер Ирвайн. – А скажите, что выдумаете о людях, перед которыми вы проповедовали вчера вечером? Нашли ли вы их тихими и внимательными?