Злой город - Павлищева Наталья Павловна (2011)

Бату прекрасно знал об этих ожиданиях, его спасали две вещи – заступничество Субедея и то, что Гуюк просто не просыхал от пьянства. Весь в своего отца Угедея! Когда-нибудь сдохнет с перепоя (Бату был прав, но с перепоя умер не Гуюк, а его отец Угедей). Конечно, постоянный присмотр Субедея сильно давил на Бату, он предпочел бы все делать сам, но иногда радовался, поскольку это давало возможность свалить вину за неудачу на Субедея. Но у багатура не было крупных неудач, а без мелких не обходится никто. Пока все шло хорошо, в первом столкновении урусов побили, сопротивлявшуюся Елисань разграбили и сожгли, Бату-хана не устраивало только одно – в урусских землях вокруг лес, двигаться можно лишь по замерзшей реке, значит, узкой полоской, а это сильно растягивало войско. Нет, Бату совершенно не боялся нападения урусов, они слишком слабы для этого. Так не боится нападения мелких животных больной или объевшийся волк, просто не посмеют напасть. Но джихангир привык к быстрому движению по степи, когда один тумен другому издали видно, а когда вокруг сплошная стена деревьев, за которой непонятно что, это не по душе тому, кто вырос в вольной Степи.

Хотелось поговорить с Субедеем, но тот закрылся в своей железной кибитке. Можно бы позвать, однако, подумав, Бату решил этого не делать. Пусть старик отдохнет.

Субедей сидел, задумчиво уставившись в никуда. Этого отсутствующего взгляда своего багатура так боялись кебтеулы… Считалось, что в такие минуты великий полководец разговаривает с духами. Личную охрану просто пробирала дрожь, потому как Субедей снимал повязку, прикрывающую раненый глаз, и тот становился совсем страшным. Мало кто знал, что вместо глаза у багатура вставлена большая черная жемчужина, таинственно поблескивающая в полумраке кибитки, казалось, это неподвижный черный глаз, всевидящее око, от которого не скрыть даже тайных мыслей. А у кого нет таких мыслей, которые надо бы скрыть? Только у совсем глупых людей и маленьких детей. Ни к тем, ни к другим кебтеулы Субедея не относились, они были взрослыми свирепыми людьми, но полководец постарался, чтобы не оказались совсем тупыми, способными лишь исполнять чью-то волю. Это удивляло когда-то даже Потрясателя Вселенной, Чингисхан спрашивал, почему бы не завести себе простых исполнителей, ведь держать рядом тех, кто способен думать, опасно. Субедей ответил, что куда опаснее держать именно тупых исполнителей, потому что воля может оказаться чужой. А если человек способен предвидеть, что его ждет в результате исполнения, он, может, и выполнять чужую волю не будет.

Про Субедея говорили, что он научился видеть людей насквозь у уничтоженного племени чжурчжэней. Их колдуны передали полководцу многое, о чем не решались даже шепотом говорить между собой кебтеулы.

Но кебтеулы могли не бояться, мысли Субедея были далеки от них самих.

Не так давно он настоял, чтобы Бату двинул войско на урусские земли, невзирая на снега и морозы. Все это вопреки возражениям остальных царевичей. Все, кроме Орду, любимого старшего брата Бату, были против. Вряд ли и Орду кипел желанием мерзнуть среди урусских лесов или пробиваться по их снегам, но старший брат настолько привык поддерживать младшего, что не задумался и на сей раз. Субедея мало волновало согласие или несогласие царевичей, однако он понимал, что в случае неуспеха спрос будет с него.

Успех был, только какой ценой! Сначала урусское войско глупо подставило своих лошадей под меткие стрелы татар в первом бою, мгновенно превратив часть всадников в пеших, а с пешими совсем другой бой. Побили хорошо и коней набили тоже много, правда, часть хитрых урусов сумела прорваться сквозь монгольские ряды и уйти. Причем дважды. Сначала уцелевшую конницу увел какой-то коназ, которого назвали эмиром Урманом, потом остатки дружины Елисани ушли в город за крепостные стены.