Расследования доктора Гидеона Фелла. Преступный замысел (сборник) - Джон Диксон Карр (1934)

Доктор Фелл выдохнул с явным удовольствием, разглядывая угол потолка, а затем с грохотом обрушил наконечник своей трости на пол.

– «С паршивой овцы», – восторженно процитировал доктор Фелл. – «II a fiappi l’oignon!» «Судью – в утиль, ла-ла-ла-ла!» Я имею в виду, Хэдли, как бы вы перевели на латынь следующую фразу: «Этот деревяха обошел махала, загнав мяч к левой глуме»? Я обдумывал варианты перевода в течение всего путешествия. Как передать понятия «деревяха» и «мяч», я знаю, но как Вергилий справился бы с объяснением того, что такое «махал» и «глума», для меня остается загадкой.

– Что все это значит?

– Похоже, – сказал доктор Фелл, – что это диалект футбольных фанатов в местности, именуемой Бруклин. Мои друзья из издательства отвезли меня туда вместо, слава Господу, встречи литераторов. Вы не представляете, – он задорно улыбнулся, – сколько таких встреч мне удалось пропустить и, что даже лучше, со сколькими литераторами мне посчастливилось не познакомиться. Хе-хе. Позвольте, я покажу вам свои заметки.

Взяв портфель, он достал из него тетрадь с газетными вырезками, а затем с гордым видом положил ее, раскрытую, на стол инспектора.

– Полагаю, некоторые заголовки нуждаются в пояснениях, – продолжил доктор. – Американские газеты называли меня «Гид».

– Гид? – переспросил ошеломленный Хэдли.

– Коротко, звучно и хорошо ложится в заголовок, – объяснил Фелл, явно цитируя кого-то. – Вот, посмотрите на примеры.

Он раскрыл тетрадь на случайной странице. Хэдли прочел заголовок: «Гид судит конкурс красоты в Лонг-Бич». На фотографии под ним был запечатлен доктор Фелл в своем плаще и широкополой шляпе, расплывшийся в довольной улыбке, а вокруг – миловидные девушки, облаченные в едва заметные купальные костюмы. «Гид участвует в торжественном открытии пожарного участка в Бронксе. Он провозглашен почетным брандмейстером», – гласил другой заголовок. Эта статья сопровождалась двумя фотографиями. На первой был изображен доктор Фелл в пожарном шлеме с надписью «брандмейстер», он держал в руках топор таким образом, будто собирался вышибить им кому-то мозги. На другой фотографии он съезжал вниз по блестящему шесту со второго этажа пожарной станции – это была впечатляющая картина. Подпись к ней гласила: «Экскурсия для Гида?» Хэдли был поражен.

– Хотите сказать, вы на самом деле все это делали? – спросил он.

– Конечно. Говорю же вам – я отлично провел время, – самодовольно ответил ему Фелл. – Вот заметка о моей речи перед представителями Законного благотворительного ордена «Горные козлы». Похоже, я неплохо выступил, хотя сам смутно припоминаю. Они сделали меня Почетным Кем-то Там этого ордена, но я не уверен, в чем теперь заключаются мои обязанности, потому что было уже поздно и президент не мог внятно изъясняться. А что? Вы не одобряете?

– Да я бы… – горячо ответил Хэдли, подыскивая подходящую метафору. – Я бы и за тысячу фунтов ничего подобного не стал делать! Уберите тетрадь, не хочу этого видеть. Чем собираетесь заняться теперь?

Доктор Фелл нахмурился.

– Не знаю. Моя супруга гостит у родственников и еще не вернулась. Я говорил с ней по телефону, когда сошел этим утром с корабля. Пока я свободен. Хотя… мне повстречался в Саутгемптоне мой старый друг, полковник Стэндиш. Он совладелец издательства «Стэндиш и Берк», где я публикуюсь, хотя делами там заправляет Берк, а для Стэндиша это лишь финансовое предприятие. А? Вы что-то сказали?

– Нет, ничего, – поспешно ответил Хэдли, хотя глаза его настороженно сверкнули.

Доктор шумно втянул носом воздух.

– Не знаю, что с ним стряслось, Хэдли. Он встречал в порту сына своего друга – приятного молодого человека, между прочим сына епископа Мэпплхэмского. За время морского путешествия мы с ним успели познакомиться, прежде чем его бросили на гауптвахту…

– Бросили на гауптвахту? – Хэдли откинулся на стуле. – Вот как! В чем же было дело? Он тоже обезумел?