Слышался слегка гнусавый голос госпожи Дэме, фигуру которой не сразу можно было разглядеть в этой кутерьме. Она страдала насморком круглый год. «Аллергия на опилки, – вечно по-ученому заявляла она. – Что ты будешь делать в здешних краях!..» Тут она обычно опускала руки и со звуком пощечины хлопала ладонями по ляжкам, чтобы подчеркнуть неотвратимость выпавшей ей доли.

Увидев такое скопление народа в соседском саду, Антуан замедлил шаг. Позади него послышались торопливые шаги. Эмили. Она как раз поравнялась с ним, тяжело дыша, когда чей-то голос воскликнул:

– А вот и он! Антуан!

Работая локтями, госпожа Дэме с носовым платком в руке выбралась из сада и бросилась к нему. Все кинулись за ней следом.

– Не знаешь, где Реми? – поспешно спросила она.

Антуан тотчас понял, что не сможет соврать. Дыхание у него перехватило, он отрицательно покачал головой. Нет…

– Значит… – только и сумела выговорить госпожа Дэме.

Это единственное слово, произнесенное срывающимся голосом, было исполнено такой тревоги, что Антуан едва не разрыдался. Лишь вмешательство бакалейщицы помогло ему сдержаться.

– Разве он был не с тобой?

Антуан сглотнул слюну, посмотрел по сторонам. Его взгляд упал на Эмили. Остановившись в полушаге от Антуана, она с большим любопытством следила за этой сценой.

Ему удалось едва слышно выдавить:

– Нет…

Он уже был готов сдаться, но бакалейщица продолжала:

– Где ты видел его в последний раз?

Он собирался сказать, что не видел Реми целый день.

С белым как простыня лицом он неопределенно махнул рукой в сторону сада.

Тотчас посыпались комментарии:

– Но ведь не мог же ребенок испариться!

– Если бы он проходил по улице, его бы видели…

– Поди знай!..

Госпожа Дэме не спускала глаз с Антуана, но, пожалуй, смотрела она сквозь него и не совсем понимала, что на самом деле происходит. Ее нижняя губа отвисла, взгляд остановился. Ее подавленность ранила Антуана в самое сердце. Он медленно развернулся и, даже не взглянув на Эмили, пошел к себе.

Прежде чем открыть дверь, он оглянулся. И обнаружил странное сходство госпожи Дэме с женой господина Превиля, которой иногда удавалось обмануть бдительность сиделки, и тогда больную находили на улице, с растерянным взглядом, она горестно оплакивала свою единственную дочь, умершую больше пятнадцати лет назад. Белокурые локоны Эмили, ее свеженькое личико составляли мучительный контраст со зрелищем этого горя, этой подавленности.

Зайдя в дом, Антуан испытал облегчение. В гостиной, словно вывеска магазина, весело мигала увешанная гирляндами рождественская елка.

Он соврал, и ему поверили. Действительно ли он выпутался?

А часы…

Матери еще не было дома, но скоро она вернется. Антуан поднялся к себе, снял рубашку, скомкал ее и сунул под матрас. Потом натянул чистую футболку, подошел к окну, немного раздвинул шторы. И сразу увидел здоровенную тушу господина Дэме. Возвращаясь с завода, он направлялся прямиком в сад, куда вернулась небольшая группа соседей. От него исходила такая грубая мощь, такая необузданность, что Антуан невольно попятился… При одной только мысли, что он может оказаться рядом с этим человеком, у него сводило живот. Его затошнило, он прижал руку к губам и едва успел добежать до туалета и склониться над унитазом…

В конце концов тело Реми все равно обнаружат и снова заявятся с расспросами.

Может быть, меньше чем через час, если на дороге найдут его часы, все поймут, что он соврал…

Бригада жандармов прикажет оцепить дом, чтобы не дать ему сбежать. Они блокируют всю округу, жандармов будет трое или даже четверо. Вооруженные, они станут медленно подниматься по лестнице, прижимаясь спиной к стене. А с улицы через мегафон будут требовать, чтобы он сдался, спустился, подняв руки над головой… Он не сможет защищаться. На него сразу наденут наручники. «Это ты убил Реми! Где ты спрятал труп?»