Надрез - Марк Раабе (2012)

«Только ее мне не хватало», – думает она, прислоняясь спиной к стене у почтовых ящиков, чтобы дождаться, пока Йенчке вернется к себе в квартиру. Стена, облицованная изумительной старой плиткой в стиле модерн, приятно холодит спину. Лиз снова гладит ладонью живот. Двенадцать недель! Или уже тринадцать? Будь Габриэль тут, она еще прогулялась бы по парку. Но идти туда одной? Она вспоминает ту прогулку, когда рассказала ему о двух бледно-розовых полосках на тесте.

«Беременна».

Гинеколог долгие годы говорила, что Лиз не может иметь детей, по крайней мере без искусственного оплодотворения – проблемы с маточными трубами. А Лиз отвечала, что и не хочет заводить детей, зачем ей это? Работа была ее детищем. Рожать – это задача таких женщин, как Шарлотта, ее сестра. Даже месячные были для Лиз сущим испытанием. Будь такая возможность, она бы от них отказалась – какой в них смысл?

И вдруг тест на беременность оказался положительным.

Гинекологу хватило наглости поздравить Лиз, словно ее беременность была чем-то само собой разумеющимся.

– Вот видите, чем меньше мы думаем об этом, тем легче все получается. Или вы не рады этому ребенку?

Не рада?

Лиз была в шоке. Она давным-давно отказалась от мысли о детях, но по какой-то безумной причине судьба распорядилась иначе.

Рожать ребенка, еще и от такого человека, как Габриэль… Он казался Лиз темным рыцарем, Энакином или Бэтменом. Он словно закукливался в своем крохотном мирке и выбирался наружу только тогда, когда что-то казалось ему несправедливым. В нем вспыхивала неудержимая ярость, как в тот день, когда они познакомились. Иногда при мысли обо всех ужасах, с которыми ей приходится сталкиваться день ото дня, и собственном бессилии Лиз хотелось стать такой, как он. Но ее способом борьбы за справедливость, единственным доступным ей способом, были репортажи и документальные фильмы.

В отношении ее беременности они с Габриэлем точно соревновались, кого это тревожит больше.

Похоже, в этом негласном противостоянии Габриэль победил. В его жизни не было места для детей. Собственно, в его жизни и для нее-то места не было. И то, что она все-таки вошла в его жизнь, казалось чудом.

«Берлинале». Лиз невольно улыбается, вспоминая о том, как познакомилась с Габриэлем – полтора года назад. Она вновь блеснула талантом ввязываться в неожиданные неприятности. Вначале непростое интервью с Дэвидом Науманном, а потом еще и стычка с этим неудачником Забриски. Когда-то Забриски был известным боксером в тяжелой весовой категории, но в последнее время дела у него шли из рук вон плохо: во-первых, он уже не выступал на ринге, во-вторых, ему выдвинули обвинение в нанесении телесных повреждений – всего пару дней назад он сильно избил одного папарацци. Тем не менее TV2 все еще наживался на его известности – раньше бои Забриски гарантировали высокий рейтинг спортивных передач, теперь же канал приглашал его на каждое третье ток-шоу. Впрочем, уже до боли было очевидно, что Забриски превратился в кокаинового наркомана и полностью утратил контроль над своей жизнью.

И Лиз опять не удалось удержать язык за зубами. Она задала Забриски вопрос, от которого боксер пришел в ярость. После первого удара в челюсть Лиз так опешила, что не успела вовремя сбежать. Забриски схватил ее за шиворот и хорошенько встряхнул. Лиз испугалась. Вокруг собрались журналисты TV2, явившиеся на кинофестиваль, но никто ничего не предпринимал. Даже Нео, ее оператор, стоявший прямо за ней, ничего не сделал. Вернее, сделал что мог: начал вести съемку.

И вдруг откуда ни возьмись выскочил Габриэль: холодные голубые глаза, короткие черные волосы, черная кожаная куртка. Он был на полголовы ниже Забриски и явно у́же в плечах.

– Отпусти ее, – сказал он. И все. Лиз его слова показались рычанием хищного лесного кота.