Непристойные предложения - Уильям Тенн (2018)

– Нигде! Вообще нигде. Ну, в глуши ты, может, и справился бы, но рано или поздно интеллект себя проявит. Ты бы играючи получил «Оскара», а потом продемонстрировал бы журналюгам, что тебя интересует не только прибыльная халтура.

Я сосредоточенно запоминал, решив отложить интерпретацию на потом. Быть может, в этом была моя ошибка, быть может, мне следовало задавать больше вопросов. Но все это казалось таким потрясающим, таким волнительным…

– Стерео далеко ушли от первых звуковых фильмов средневековья, – продолжил он. – Трехмерные изображения, которые затрагивают все пять чувств, даря великолепную панораму восприятия.

Помедлив, Хоган Шлестертреп продолжил с еще большей страстью:

– И разве не говорили, что «Шлестертреп продакшнс» занимает свою особую нишу, обладает своей особой чувственной техникой? Да, сэр! Для стерео нет высшей похвалы, чем сказать, что оно обладает настоящим Шлестертреповым душком. Шлестертрепов аромат – как я трудился, чтобы его добиться! И почти всегда преуспевал. Что ж, говорят, ты есть твое последнее стерео.

Последовало задумчивое молчание, и я воспользовался им, чтобы нерешительно щелкнуть маленьким щупальцем.

Эмиссар поднял глаза.

– Прости, дружок. Что нам нужно сделать, так это снять стерео о вашей жизни, ваших надеждах и душевных чаяниях. Нечто, что заставит их выпрямиться и насторожиться в своей Пеории. Нечто, что подарит вам, ребята, культуру.

– Она нам очень нужна. Особенно культура защиты от…

– Замечательно. Беру инициативу на себя. Пойми, сейчас я говорю что взбредет в голову, я никогда не принимаю решения, пока не пересплю с ним, чтобы старое доброе подсознание его пощипало. Теперь, раз ты понял техническую сторону производства стерео, мы можем заняться сюжетом. Всем подавай религию и политику, но если спросишь меня, нет ничего лучше старомодной любовной истории. Что ты можешь мне рассказать о вашей личной жизни?

– Ответить на этот вопрос нелегко, – медленно сказал я. – Обсуждая его с первыми исследователями, мы столкнулись с серьезнейшими сложностями в общении. Судя по всему, они сочли его запутанным.

– А! – Он презрительно махнул рукой. – Этим ученым кроликам повсюду мерещатся проблемы. Возьми бизнесмена – который одновременно художник, в первую очередь – художник, – и он сразу докопается до сути. Спрошу иначе: как вы называете два своих пола?

– В этом и заключается сложность. У нас нет двух полов.

– А, эти бес-что-то-там животные. Надо полагать, с конфликтами здесь не развернешься. Нет, сэр, только не с одним полом.

Я огорчился: он явно неправильно меня понял.

– Я имел в виду, что у нас больше двух полов.

– Больше двух? Хочешь сказать, как у пчел? Рабочие пчелы, трутни и матки? Но на самом деле их два. Рабочие пчелы…

– У нас, плухх, семь полов.

– Семь полов. Что ж, это несколько осложняет дело. Придется строить сюжет на… СЕМЬ ПОЛОВ?! – воскликнул он.

Он рухнул на стул и распластался по нему, уставившись на меня зрительными органами, которые, казалось, подрагивали, будто щупальца.

– Согласно порядку, установленному в Книге семерок, это сроб, мленб, ткан, гуур…

– Погоди, погоди, – скомандовал он. Вновь конъюгировал с бутылкой и велел роботу принести ему новую. Наконец вздохнул и сказал: – Почему, во имя всех возможных вариантов, вам понадобилось именно семь полов?

– Ну, раньше мы считали, что всем существам требуется не меньше семи полов. Однако после прибытия ваших исследователей мы изучили вопрос и обнаружили, что это верно даже не для всех животных с нашей планеты. Мой предок, нзред-фанобрель, имел много полезнейших бесед с биологами из экспедиции, и те снабдили его теоретическими знаниями, необходимыми, чтобы объяснить то, что мы раньше видели лишь на практике. Например, биологи решили, что мы эволюционировали в семиполый вид, чтобы стимулировать разнообразие.

– Разнообразие? Чтобы ваши дети были разными?