Блеск и нищета Жанны Дюбарри - Паскаль Лене (2003)

Но наша любезная крестьянка, несомненно, не знает, какими глупыми прожектами вы занимаетесь. Думала ли она когда-либо, что г-н де Фитц-Джеймс, или г-н де Лозен, или я будем лично заниматься составлением ее геральдического герба, которого нет в каталоге д’Озье[57], но мы украсили его нашими ветвями и самыми прекрасными рогами?

Однако г-н де Сент-Фуа стал на сторону нашей общей и единственной в своем роде подруги, чтобы она не простудила себе зад: надо сжечь довольно много охапок хвороста в печи, чтобы дать возможность пробыть в тепле до весны.

Вам и этого мало? Разве г-н казначей Военного флота[58] с шестьюдесятью линейными кораблями, имеющими на борту каждый по шестьдесят орудий, не сможет удержать плацдарм?

Теперь вам подавай самого Короля! Королева больна, Королева умерла[59], и да здравствует Жанетон! Несчастный Барри, ты сошел с ума! Наша слишком любезная девица ничуть не похожа на новую Ментенон[60]. Чтобы до такого додуматься, надо, чтобы страшная лихорадка повредила твой разум.

Подобно Янусу, у Короля два лица: он добр и жесток, великодушен и ревнив, внимателен и беззаботен, щедр и скуп, развратен и набожен. Бесполезно искать и намека на улыбку. Уверяют, что со дня на день он станет вдовцом? А разве он не был им всегда? У Жанны есть добродетели, если можно так сказать, которые могут удовлетворить любого счастливого мужчину. Но эти же самые качества не могут воздействовать на меланхолика: она будет олицетворять счастье, показывая, как он от этого далек.

Сент-Фуа довольно любезен, достаточно богат, чтобы содержать столько же любовниц, сколько у него коней, а Жанна вполне способна стать вскоре его самым прекрасным экипажем. Умерьте этим ваше честолюбие!

Остаюсь, мой дорогой, верным слугой вашей любовницы.

Г-н де Р.

16 января 1768 года

(от Сент-Фуа> Жанне)

Милое ночное светило,

Именно так вас и должно звать, поскольку у вас прекрасный белый цвет кожи от Селены, а также потому, что вы исчезаете с неба на заре. Но кому захочется спать, когда вы рядом?

Вчера меня на улице Жюсьен[61] не было. Но, как мне сказали, там речь шла обо мне. Дурак Кребийон[62] и злобный Колле[63] – они ведь глупые люди и злые писатели – соревновались в остроумии или в том, что они таковым считают, потешаясь над моим именем и над моей репутацией. Я не стану требовать удовлетворения у этих двух проходимцев, которые так низки рангом, что их едва замечают. Таким образом, я не стану выводить их из окружающего их небытия с помощью скандала, от которого, возможно, пострадаете вы.

Мне сказали, что вы смеялись над их выпадами. Вот это мне слышать довольно неприятно.

Все это, дорогая моя, не достойно ни ангела, коим вы пытаетесь себя представить, ни той белизны, о которой я выше говорил и которую можно увидеть поочередно на вашем лице, на ваших платьях, на ваших рубашках, на вашем заду. Вас, несомненно, надо описывать еще лучше. Но я проявлю добродетель римлянина и отныне буду обходиться без вашей белизны. И из дома буду теперь выходить только безлунными ночами.

Горячо вас любящий Р. де Сент-Фуа.

Вторник

(от Жанны, Жану Дюбарри)

Это не может называться письмом и адресовано скорее вашей щеке, но известно, что пощечины и ненависть женщины не заставят вас покраснеть.

Если вам нравится читать подобное, вот несколько строк, которые я получила только что от г-на де Сент-Фуа.

Да, я совершила глупость и смеялась. Ему об этом донесли. Он недоволен и меня бросает.

Эпиграммы господ Кребийона и Колле, очевидно, были оплачены несколькими экю из вашего кошелька. Звук моего смеха также был донесен до ушей любовника одним из ваших приятелей. Для достижения своих грязных целей вы не брезгуете ничем.