Вальс деревьев и неба - Жан-Мишель Генассия (2016)

– Я очень серьезен. Ты сможешь делать то, что пожелаешь. Как и я. Мы просто двое друзей, которых семейные обстоятельства вынудили прибегнуть к специфическим способам защиты. Выживания ради. Мы разведемся, как только это станет возможно. Я возьму всю вину и расходы на себя. Обещаю в присутствии Элен.

– Я не выйду за тебя. И ни за кого другого тоже, кстати. Я никогда не буду собственностью мужчины. Не имею намерения менять одну тюрьму на другую.

– Напротив, ты будешь свободна. Тебе больше не нужно будет выносить отца, а меня ты и видеть-то почти не будешь. Придется обедать у моего отца по воскресеньям и время от времени обозначать свое присутствие на семейных сборищах, чтобы соблюсти приличия. А в остальном – делай что хочешь. Скажи ей, Элен, что это хорошая мысль и она ничем не рискует.

– Верно, – заметила Элен, – если вы не поженитесь в церкви, вас это ни к чему не обязывает.

– Ты сможешь заниматься живописью, сколько душе угодно, – продолжил Жорж, – я оплачу тебе любых преподавателей, каких захочешь. И клянусь, ты ни в чем не будешь нуждаться. Прошу тебя, не говори «нет», подумай спокойно, и сама увидишь, что это идеальный выход для нас обоих.

Жорж улыбнулся мне, по крайней мере попытался, движение губ выдало его беспокойство и превратилось в гримасу. Он пригладил волосы, встал, взял свою накидку и поспешно удалился.

– Мне его жаль, – сказала я Элен. – Но это шантаж, и я на него не поддамся.

– Однако что плохого, если вы с Жоржем поженитесь?

– Ты так думаешь?

– И потом, разве у тебя есть выход? Как ты собираешься сопротивляться?

– Не знаю; в этой стране хуже нет, чем быть женщиной.

* * *

«Лантерн» (радикально-социалистическая ежедневная газета, которую читал Винсент)

«Банкротство уже стоит у дверей Ватикана, и те подробности, которые публикуются в итальянской прессе, производят тягостное впечатление. Составленный на 1891 год бюджет сводится с дефицитом в 200 000 франков из-за продолжающегося уменьшения лепты святого Петра[21]. Торговля дворянскими титулами, индульгенциями, медалями… также переживает значительный спад. Мы спокойны за судьбу Льва XIII, он не будет сидеть на мосту Искусств с деревянной плошкой для подаяний рядом с собакой, по примеру легендарного слепца[22]».

* * *

Я услышала, как зазвонил колокольчик у входа в сад. Луиза вышла из дома открыть. Кто мог прийти в такой час? Из окна, укрывшись за складками шторы, я рассмотрела мадам Секретан, которая появилась в саду и пошла следом за Луизой к дому. Это был не визит вежливости. Мадам Секретан пришла не случайно и не для того, чтобы поближе познакомиться с будущей невесткой, она пришла выложить все начистоту и знала, что мы будем одни. Она не пожелала снять ни пальто, ни перчатки, ни свой капор. Только приподняла вуалетку. Она не удостоила меня даже легкой улыбкой, не спросила, как у меня дела, и не сочла себя обязанной произносить обычные банальности, положенные при встрече. Мы сели в гостиной в два соседних кресла, она жестом остановила Луизу, когда та собралась раздвинуть гардины, заявив, что у нее устали глаза, так что открывать не надо. Покачав головой, она отказалась от чашки чая, как и от оранжада, которые я предложила, и подождала, пока Луиза выйдет, потом прислушалась – я, как и она, различила шаги Луизы в коридоре, потом за той захлопнулась дверь кухни. Мадам Секретан сидела молча, я не спрашивала, зачем она пришла, просто ждала. Это не было тягостным молчанием, которое иногда воцаряется, если двое не знают, что сказать. Я без труда догадывалась, что именно она пришла мне заявить, и не собиралась сообщать ей, до какой степени мне плевать на ее душу и что мое самое горячее желание – не выходить замуж за ее сына-придурка. Я поудобнее устроилась в кресле и ждала, пока она заговорит. Минуты через две она заговорила спокойным, почти дружеским тоном: