Зеркальный вор - Мартин Сэй (2016)

Он поднимает взгляд от трубки и щурится.

– А ведь я встречал тебя однажды еще до кафе. Ты жонглировал картами на набережной.

– Было такое дело.

– Я выиграл у тебя доллар.

Стэнли стыдливо опускает глаза.

– Вы очень умно сделали, прекратив на этом игру, – говорит он. – Я никому не уступаю больше одного доллара.

– Э, да ты настоящий игрок! – говорит Уэллс. – Ты живешь за счет мастерства и удачи. Черт побери, как я тебе завидую! Это было одной из моих романтических фантазий с юных лет. Я мечтал быть игроком на больших речных пароходах. В белом льняном костюме и с дерринджером в кармане.

– Вы неверно обо мне судите, мистер Уэллс. Та игра на набережной была чистой воды надувательством. Мне, конечно, случалось перекинуться в картишки по-обычному, но я уж никак не профессиональный игрок.

– Ты он самый и есть, – настаивает Уэллс. – Без сомнения. Ты можешь в любой момент контролировать карты, но ты никогда не знаешь наверняка, что думает и как поступит другой игрок – твой оппонент, которого ты хочешь надуть. То есть даже при заведомой форе ты все равно полагаешься на удачу. А это и есть главное свойство азартных игр, не так ли?

Стэнли задумчиво морщит лоб.

– Пожалуй, – соглашается он.

Уэллс снова раскуривает трубку, неторопливыми взмахами кисти гасит спичку, бросает ее в урну и задумчиво смотрит в пространство, делая несколько затяжек подряд. Потом вынимает трубку изо рта и указывает черенком в направлении зала игровых автоматов на ближайшем углу.

– Это может тебя заинтересовать, – говорит он. – Все эти здания вдоль набережной были построены в тысяча девятьсот пятом. Тогда только начали прокладывать бульвар Эббот-Кинни. С той поры их не перестраивали и не ремонтировали – запустили до безобразия, как говорят в таких случаях, – но и сейчас еще можно получить представление об их прежнем облике. Например, в архитектуре аркад заметна смесь византийских и готических мотивов. Если не ошибаюсь, выполнено в стиле Бартоломео Бона. Ты не против сейчас прогуляться до Виндворда?

Собака теперь бежит впереди, натягивая поводок, словно знает дорогу. Туман обволакивает уличные фонари, под которыми кое-где виднеются сгорбленные фигуры бродяг. Через два квартала Стэнли замечает пятерых «псов», от нечего делать играющих в ножички на песке. Некоторые лица кажутся ему знакомыми: то ли по встрече в кинотеатре, то ли по преследованию на улице. Они также его узнают и выкрикивают оскорбления, однако не нападают, и Стэнли с Уэллсом проходят мимо, причем Уэллс даже не поворачивает головы в их сторону.

Когда левее показывается павильон «Мост Фортуны», Уэллс оживляется и машет рукой в сторону его заколоченных окон.

– Ты выбрал удачное место для старта, – говорит он. – Можно сказать, историческое. Как раз отсюда начинал свою карьеру Билл Харра. В тридцатых это заведение пользовалось большой популярностью. Там играли в бинго. Ты знаком с этой игрой?

– Не особо. Название слышал, но сам никогда не играл.

– Так я и думал. Бинго тебе и не подходит, честно говоря. Это весьма странная игра. Непривычно «авторитарная», если сравнить ее с другими азартными играми. Ты платишь деньги, берешь карточки, а потом остается только сидеть, слушать голос ведущего и ждать результатов. В конечном счете ты просто принимаешь то, что выпадет на твою долю. Впрочем, это не так уж и странно, если учесть, что история бинго тесно связана с историей итальянского государства. Как бы то ни было, несмотря на принцип «довлеющего авторитета», положенный в основу этой игры (или как раз из-за этого принципа?), муниципальные власти Лос-Анджелеса ее решительно невзлюбили. Тогда Билл Харра перенес свою деятельность в Неваду и там уже развернулся по полной программе. Его примеру вскоре последовали и другие. Мафиози Тони Корнеро, чьи плавучие казино курсировали вдоль этого побережья, в тех же тридцатых открыл самый большой игорный дом в Лас-Вегасе. Ты бывал в Неваде, Стэнли?