Тайны Торнвуда - Анна Ромеро (2013)

Сэмюэл, не могу описать, как я этим подавлена. По сравнению с ужасами, которые ты, не сомневаюсь, переживаешь в Малайе – или где бы ты ни был, – это может показаться тебе банальной раной. Но Клив ребенок, и из-за меня он на всю жизнь может остаться с отметиной.

Я посчитала за лучшее вернуться на Стамп-Хилл-роуд. Несмотря на свое обещание Эллен, я больше не могу оставаться здесь ни на минуту. Побег – ужасная трусость с моей стороны, но что еще я могу сделать? Здешние события как нарочно выставляют меня никудышной матерью. Мне страшно остаться одной и ждать милости от инспекторов… но еще страшнее оставаться здесь.

* * *

3 сентября 1945 года

Сэмюэл, наши репатриированные из Сингапура военнопленные уже в течение нескольких недель потихоньку возвращаются домой, и я начинаю волноваться. Где же ты, любимый?

Ни у кого нет от тебя вестей, никто не видел тебя после захвата Сингапура в 42-м году. Я написала в Красный Крест, но мне пока не ответили. Я даже поехала на поезде в Брисбен, дошла там до пристани и смотрела, как сходят с госпитальных судов раненые. Я умолила подвезти меня до Тувумбы, потом обратно в Брисбен, даже до Иноггеры, чтобы пройти там по палатам госпиталей для репатриированных, – все безрезультатно.

Любимый, чему же мне верить?

Я адресовала это письмо в Государственный архив в Сиднее, надеюсь, что каким-то чудом, если ты жив, письмо до тебя дойдет.

Сэмюэл, пожалуйста, будь жив. Пожалуйста, приезжай домой ко мне. Что бы ты ни пережил, мы справимся с этим вместе. И построим счастливую жизнь, как собирались, ты, я и Лулу. Мы забудем войну, и пусть большой мир какое-то время обойдется без нас… Что скажешь, любимый?

* * *

Следующее письмо, от Сэмюэла, едва можно было прочитать. Почерк стал неровным и нечетким, как детские каракули, по всей странице строчки шли то вверх, то вниз, бумага пестрела чернильными пятнами, а местами была прорвана пером. Вверху значилось: «Гринслопс» Брисбен» – насколько я поняла, это госпиталь для репатриированных, который построили в начале войны для возвращавшихся солдат.

* * *

3 декабря 1945 года

Айлиш, любимая,

я вернулся домой две недели назад. Не выразить, с каким облегчением я ступил на родную землю. Моей первой мыслью было увидеть тебя, моя дорогая, но я прикован к постели, по крайней мере до Рождества. Пожалуйста, не волнуйся за меня, в целом я чувствую себя нормально – просто немного истощен и малярия треплет, хотя персонал в «Гринслопс» хлопочет надо мной, как над новорожденным.

Госпиталь великолепен. Свежевыкрашенные стены и кровати (в цвет пахты), крахмальные простыни чисты до скрипа, потолки того же самого оттенка, что и кудрявый мох, растущий в овраге, нежно-зеленого, на который я могу радостно таращиться целый день (что зачастую и делаю). Здесь есть широкие веранды, где можно сидеть и смотреть, как мимо проплывает мир, или грезить о своей красивой девушке и о том, как сильно хочется ее увидеть (намек, намек).

Я слышал, что здесь есть даже посудомоечные машины, а также тележки с подогревом для развоза еды. Иногда мне кажется, что я попал совершенно в иной мир по сравнению с тем, с которым попрощался четыре года назад. Кормят превосходно, хотя медсестры немного ограничивают мои порции: полтарелки за раз, учитывая мое плохое пищеварение. Но, Айлиш, это вкусно, очень вкусно! Рагу с настоящим мясом, булочки со сливочным маслом, пудинг из саго и тушеный ревень. Я точно умер и попал в рай. Только здесь недостает одного ангела, ангела с милой улыбкой и глазами, сверкающими, как черные алмазы. Как скоро ты сможешь меня навестить, милая Айлиш?

Совершенно нереальное ощущение от пребывания дома – хотя я совсем не дома, но где-то в промежуточном пункте, своего рода лимбе[13], в приятном сне… во сне, от которого я страшусь очнуться.