Тайны Торнвуда - Анна Ромеро (2013)

Мы познакомились в художественной школе. В семнадцать лет я была катастрофически застенчивой, но преисполненной решимости утвердиться в качестве фотографа. Я выросла рядом с тетей Мораг и после ее смерти нашла в ее вещах бокс-камеру «брауни». Я быстро превратилась в одержимую фотографией, а когда узнала, что есть люди, которые зарабатывают на жизнь этим ремеслом, то твердо решила включить себя в их число. Не зная, с чего начать, я поступила в Викторианский колледж искусств.

Тони учился на отделении живописи и был на несколько курсов старше. Талантливый, загадочный, популярный, забавный – и это привлекало, – он был, однако же, странно уязвимым. Почти полгода мы постоянно встречались в местном баре, прежде чем я набралась смелости заговорить с ним. К моему недоумению и удовольствию, мы быстро сошлись. Не прошло и года, как я забеременела. Я забросила занятия, не в состоянии думать ни о чем, кроме Тони и малыша. По мере того как внутри меня развивался наш ребенок, росла и моя уверенность. Тони любил меня, и мир был счастливым местом обитания. Тоненькой струйкой текли заказы на фотоработы, и впервые в жизни я почувствовала, будто нахожусь на своем месте – по-настоящему на своем.

Успех пришел к Тони быстро. Он начал продавать картины через первоклассные галереи, создавая себе имя, работая как никогда много. Его пригласили на Венецианскую биеннале – в то время для него это было кульминацией карьеры, а также памятной вехой в нашей совместной жизни. Бронвен родилась вскоре после его возвращения с выставки, и казалось, что жизнь не может быть лучше. Она была настолько, как во сне, хороша, настолько сказочно идеальна, что делалось не по себе. Тогда-то и начался разлад. Медленно, так медленно поначалу, что я едва это замечала.

Тони стал больше времени проводить вне дома. Он работал в студии, по его словам, готовясь к большой групповой выставке в Национальной галерее. За последующие несколько лет ситуация усугубилась. Чем больше Тони занимался своей карьерой, тем крепче я за него цеплялась… И чем крепче я за него цеплялась, тем дальше он отстранялся.

Я грызла ногти до мяса, целыми ночами бродила по дому, не в состоянии уснуть. Мои снимки сделались темными и какими-то тревожными: дети с ввалившимися глазами; одинокие старики, кормящие голубей или смотрящие на море. Голые деревья, разрушенные здания, пустые детские площадки. Страх выхватывал куски из моего счастья, оставляя дыры, залатать которые у меня не было способов. На поверхности жизнь продолжалась как обычно. Мы возили Бронвен на пляж или совершали долгие поездки за город, мы помогали организовывать школьные концерты, посещали балетные спектакли, а потом – матчи по нетболу, как безумно любящие родители, какими, собственно, и были… Но внутри мы оба чувствовали отчаяние.

Мы постоянно ссорились. Причиной оказались деньги. Мы перестали заниматься любовью. Поэтому, когда Тони начал приходить домой все позже и позже, а затем вообще не приходить, я поняла, что конец близок.

Как же я ошибалась. Конец уже наступил без моего ведома.

Пронзительно зазвонил телефон на кухонном стеллаже, прервав поток моих мыслей. Я слушала звонки, дожидаясь, чтобы проснулся автоответчик. Впереди меня ждал целый вечер депрессии, и я собиралась насладиться им по максимуму. Но потом, в последнюю минуту, я запаниковала и рванулась к трубке.

– Алло?

– Мисс Кеплер, это Марго Фрейзер, адвокат Тони. Простите, что звоню так поздно, но мне нужно обсудить с вами неотложное дело. Вы свободны завтра?

Я замерла. Адвокат Тони? Мозг забурлил, взбивая в грязную пену вину и тревогу. Мой долго спавший инстинкт самосохранения вырвался наружу. «Скажи что-нибудь, – предостерег он, – сойдет любой предлог, чтобы выиграть время».

– Завтра – суббота, – неуклюже сообщила я.

– Это касается завещания Тони, – объяснила адвокат, – и дело довольно срочное. Завтра я буду в офисе до четырех часов, но могу заехать к вам домой, если это удобнее.