Семья в огне - Билл Клегг (2015)

Лидия стоит перед четырьмя женщинами. Трем из них лет пятьдесят – шестьдесят, как и ей, одной – двадцать с небольшим. Как раз ее она знает. Это Холли, Лидия училась в школе с ее матерью. Та была на несколько лет старше и никогда с ней не дружила. Проходят секунды, а Лидия все стоит в опустевшем кафе перед тетками, которые – если не считать Холли – отродясь ничего не делали руками, которых каждую минуту легкой и беззаботной жизни пестовали и холили сперва любящие родители, а потом друзья, парни, мужья, коллеги, дети и внуки. Эти женщины хорошо устроились, их любят. Они глядят на нее во все глаза, словно бы на них только что наорали вилки или тарелки.

– А вы, простите, кто?! – вопрошает шумная дама, мгновенно разрушая Лидино мимолетное чувство превосходства. «В самом деле, кто я? – спрашивает она саму себя. – Да никто. И всегда была никем. Чьей-то домработницей, дочерью, женой и матерью – да. Все эти роли мне не удались, и теперь у меня нет роли». Колени у Лидии подгибаются, в нос шибает резкий запах собственного пота. Ей нечего сказать этим женщинам, она способна лишь потребовать их внимания. Холли заговаривает:

– Лидия… то есть… миссис Мори… Простите…

Лицо Лидии вспыхивает, когда она слышит собственное имя, а в груди поднимается паника, похожая на физическую боль. Прежде чем кто-либо успевает сказать еще хоть слово, она разворачивается к своему столику, кладет на него пропитанную потом пятидолларовую бумажку и бормочет себе под нос:

– Этот бандюк был моим сыном.

– Простите, как вы сказали? – спрашивает шумная дама высоким голосом, в котором больше упрека, нежели любопытства.

Лидия поворачивается к ней.

– Мой сын, дура тупая. Он… он был… мой сын.

Говоря это, она делает шаг вперед и вдруг замечает, что шумная дама вся съежилась. Только тут она понимает, что занесла руку для удара. Опомнившись, она как можно быстрее и ровнее устремляется к выходу из кафе, потом выбегает на парковку и сворачивает на тропинку к дому.

Наконец-то она узнала, что говорят про ее сына люди. Так она и думала. За полгода эти слова ни разу не добрались до ее ушей, а теперь вот добрались, и она хочет убежать от них, скрыться, уйти. Позвонить некому, некому пожаловаться. А когда-то было кому? Она прокручивает в голове имена людей, которые были в ее жизни: Эрл; мама; папа, который умер до ее рождения; отец Люка – мимолетное знакомство; Рекс (а вот это знакомство длилось слишком долго, за что она никогда себя не простит); Люк; Джун. Никого из них она не может и не могла назвать своими. Они либо принадлежали кому-то другому, либо волею судеб оказались далеко, вне ее досягаемости. Лидия привыкла к одиночеству, но почему-то только сейчас, спустя столько времени, оно стало невыносимым.

Тротуар весь усыпан скользкими листьями. В этом году они поздновато изменили цвет, некоторые даже до Хеллоуина дотянули – и упали лишь с первыми могучими порывами нористера. Теперь они всюду. Лидии хочется побежать, но она ступает медленно и осторожно – мимо автомастерской, благотворительного секонд-хенда, цветочной лавки, исторического общества, магазина тканей, городской библиотеки и начальной школы – боясь упасть и привлечь к себе еще больше внимания.

Каждый день, даже в дождь, она идет пешком. Ее машина, старый светло-голубой «Шеви Люмина», уже больше месяца стоит без дела за многоквартирным домом, где она живет. Лидия и раньше-то ездила на машине только на работу, а в город при необходимости ходила, экономя бензин. Сейчас она ходит в продуктовый да в кафе, больше некуда, и всегда, в любую погоду – пешком.