Игра в имитацию - Эндрю Ходжес (2015)

Разработка машин для автоматизированного криптоанализа, естественно, подталкивала к обсуждению математических задач, которые можно было решать с помощью механических устройств. (Напр., поиск больших простых чисел был главной темой, всплывавшей в беседах за ланчами — к вящему изумлению Флауэрса, инженера-электронщика, который не видел в том никакой пользы). Но Алан частенько переводил разговор в другое русло. Он не проявлял большого интереса к созданию машин, призванных решать ту или иную сложную задачу. Он теперь был увлечен идеей создания машины, способной к обучению. Эта идея развивала выдвинутое им в статье «О вычислимых числах» предположение о том, что состояния машины подобны «состояниям ума». Если бы это было так, если бы машина могла симулировать мозг таким образом, как он обсуждал это с Клодом Шенноном, то она обладала бы и присущей мозгу способностью к обучению новым навыкам. Алан упорно отвергал возражения, будто машина, при всем своем совершенстве, могла решать только те задачи, которые ей точно и недвусмысленно задавал человек. В подобных дискуссиях в свободное от работы время они посвящали довольно много времени вопросу, что именно следовало понимать под «обучением».

Характер обсуждений определяла материалистическое воззрение о том, что никакого автономного «ума» или «души», использовавшей механизм мозга, не существовало. (Похоже, Алан укрепился в своей атеистической позиции, и в разговоре теперь более непринужденно прибегал к шуткам, направленным против Бога и против Церкви, нежели до войны). Избегая философских дискуссий о том, что подразумевалось под понятиями «ум», «мышление» или «свободная воля», Алан апеллировал к идее оценки умственных способностей машины путем простого сравнения ее производительности с таковой человека. Это избирательное предпочтение Аланом операционального определения «мышления» было сродни настойчивому применению Эйнштейном операциональных определений времени и пространства, к которым он прибегал в стремлении освободить свою теорию от априорных предположений. В этом не было ничего нового — совершенно стандартный рационалистический подход. В 1933 г. Алан видел его на сцене — в пьесе «Назад к Мафусаилу» Бернард Шоу изобразил ученого будущего, создающего искусственный «автомат», способный отображать или, по крайней мере, имитировать ход мыслей и эмоции людей двадцатого века. Шоу показал «человека науки» не способным провести четкую черту между «автоматом и живым организмом». Не то, чтобы это было новацией, но Шоу попытался доказать, что такое представление уже стало атавизмом Викторианской эпохи. Рационалистический взгляд на вещи отличает и другую его книгу «Чудеса природы». В одной из ее глав, озаглавленной «Как думают некоторые животные», мышление, интеллект и обучаемость трактовались, как различающиеся по своей степени: как различаются одноклеточные организмы и люди. Так что Алан не «открывал Америки», когда рассуждал с позиции принципа имитации: если оказывается, что машина делает что-то так же хорошо, как человек, значит, она действительно делает это так же хорошо, как человек. Но это придавало остроты и конструктивности их дискуссиям.