Бессмертники - Хлоя Бенджамин (2018)

– Как ты ко мне относишься.

– Да запросто!

– Ну давай. Как ты ко мне относишься?

– Ты мне нравишься, – отвечает Саймон слишком уж поспешно.

Роберт хохочет, запрокинув голову.

– Врун из тебя херовый!

7

Они в новой квартире, распаковывают вещи – Саймон, Роберт и Клара, которая была не против переезда брата. Она даже как будто рада, что квартира на Коллингвуд-стрит останется в её распоряжении. На смену тёплому декабрю пришли холода, столбик термометра не поднимается выше плюс десяти. Для Нью-Йорка это обычная зимняя погода, но Калифорния изнежила Саймона, потому он бегает между квартирой и грузовиком, надев под спортивный костюм гетры. Проводив Клару, они целуются в закутке за посудомоечной машиной. Роберт крепко обнимает Саймона за талию, Саймон ласкает ягодицы Роберта, член, гордое лицо.

1980-й: новый год, новое десятилетие. Здесь, в Сан-Франциско, Саймона не волнуют ни мировой экономический спад, ни ввод советских войск в Афганистан. Они с Робертом покупают на общие деньги телевизор, и пусть вечерние новости слегка их тревожат, Кастро для них как бомбоубежище, Саймону здесь спокойно и безопасно. Его репутация в “Корпусе” упрочилась, и к весне он уже не дублёр, а полноправный член труппы.

Клара снова работает, днём – администратором в зубном кабинете, по вечерам – официанткой в ресторане на Юнион-сквер. По выходным корпит над сценарием своего шоу, каждый месяц откладывает деньги, хоть по чуть-чуть. По воскресеньям Саймон с Кларой вместе ужинают в индийском ресторане на Восемнадцатой улице. В один из воскресных вечеров Клара приносит с собой папку из манильской бумаги, перетянутую резинкой и набитую фотокопиями: зернистые чёрно-белые фото, вырезки из газет, старые программки и рекламные листовки. В разложенном виде они занимают весь стол.

– Это, – объясняет она, – бабушка.

Саймон склоняется над столом. Мать Герти ему знакома по фотографии над Клариной кроватью. На первом снимке она вместе с высоким брюнетом стоит на спине у скачущей лошади – низенькая, плотная, в шортах и блузке-ковбойке, завязанной узлом на животе. На следующем – это титульный лист программки – у неё осиная талия и крохотные изящные ступни. Одной рукой она придерживает край юбки, в другой сжимает шесть поводков, на каждом по мужчине. Внизу текст: “КОРОЛЕВА БУРЛЕСКА! Посмотрите, как мисс КЛАРА КЛАЙН исполняет ТАНЕЦ ЖИВОТА, и мускулы её дрожат, как холодец на ветру, – из-за этого ТАНЦА потерял голову сам Иоанн Креститель!”

Саймон хмыкает:

– Мамина мама?

– Ага. А это, – Клара указывает на наездника, – мамин отец.

– Ничего себе! – Красавцем его не назовёшь – толстые брови, густые усы, крупный нос, как у Герти, – но есть в нём некое властное обаяние. Он чем-то похож на Дэниэла. – Как ты узнала?

– Собирала материалы. Бабушкиного свидетельства о рождении я не нашла, но знаю, что прибыла она на остров Эллис в 1913-м, на корабле “Альтония”. Она была из Венгрии, и, думаю, сирота. Тётя Хельга приехала позже. А бабушка приплыла с женской танцевальной труппой и жила в пансионе – “Доме баронессы де Хирш для трудящихся девушек”.

Клара показывает листок с копиями нескольких фотографий: большое каменное здание; столовая, где сидят девушки, – целое море тёмных голов; портрет суровой дамы – той самой баронессы де Хирш – во всём чёрном: блузка с воротником-стойкой, перчатки, квадратная шляпка.

– Подумай, что бы с ней стало – еврейка, без родных. Если бы не пансион, она, скорее всего, оказалась бы на улице. Но место это было и вправду приличное. Девушек там учили шитью, готовили к раннему замужеству, а бабушка была не такая. В конце концов она оттуда сбежала – и занялась этим, – Клара указывает на программку бурлеска, – стала артисткой водевиля. Выступала в танцзалах, паноптикумах, парках развлечений и в пятицентовых помойках, так называли тогда дешёвые кинотеатры. А потом встретила его.