Месть и прощение (сборник) - Эрик-Эмманюэль Шмитт (2017)

По срывающемуся голосу Лили, нервному трепету ноздрей, посиневшим губам Моисетта определила, что сестре мучительно больно. Она уселась, приготовившись внимательно слушать, в надежде, что Лили сейчас поведает о каком-то своем, сладостном для Моисетты, несчастье. Поль собирается ее бросить? У него есть любовница? Скандал разрушил репутацию его адвокатской конторы? Она заранее злорадствовала…

– Да?..

Лили попыталась собраться с духом, но, так и не обретя опоры, сказала, склонившись к сестре:

– Я бесплодна.

Моисетта, глядя на свое зеркальное отражение, тотчас почувствовала важность этих слов. Тем не менее, чтобы выиграть несколько секунд, она сделала паузу, притворяясь, что не поняла:

– Ты?..

– У меня не будет детей.

– Ах…

– Я сделала все анализы.

– Ох…

– И значит…

– И значит – что?..

– Значит, у тебя тоже, Моисетта.

Ну вот, слово было сказано. Моисетте пришлось взглянуть правде в глаза. Она ощутила внутри пустоту, ей казалось, что ее тело распадается, пожираемое этим внутренним небытием. Какой-то миг она надеялась, что сознание отключится. Лили внимательно смотрела на нее, во взгляде сквозило сострадание, руки тянулись к сестре, готовые подхватить ее. Моисетта, дрогнув, отметила с сожалением, что обморок не состоялся, на миг она представила, что Лили ее утешает, но тут же при виде сестры, более нежной и любящей, чем скорбящая Мадонна, у нее разлилась желчь. Как? Опять она, эта крылатая вестница несчастий!

– Уйди!

– Что?

Моисетта выпрямилась – ее била дрожь, лицо налилось кровью, рот искривился от раздражения – и указала пальцем на дверь:

– Вон отсюда! Чтобы духу твоего здесь не было! Никогда, слышишь, никогда!

– Но, Моисетта, я ведь не со зла сказала… Понимаю, как это больно, ведь я это сама пережила! Я просто предупредила тебя, чтобы ты подготовилась и сообщила Ксавье…

– Вон отсюда!

– Но…

– Ты – это ты, а я – это я.

– Но ведь…

– Ничего общего.

Лили хотела было возразить, заверить сестру в добрых намерениях, заключить ее в объятия, чтобы утешить, но Моисетта, преодолев скованность, сгребла со стола какие-то безделушки и запустила в сестру. Лили кинулась к двери.

– Скатертью дорога! – выкрикнула Моисетта.

Она тут же призвала своего массажиста, заставила его переспать с ней и, к своему удивлению, познала невероятно мощный оргазм.

* * *

Фабьен Жербье – грузный, коренастый, одетый в потертый вельветовый костюм, мощная голова, короткая шея, упрямый лоб, из-под нависающих кустистых бровей бронзовым блеском сверкали глубоко посаженные глаза – кипел от негодования; он наблюдал за судьями, не скрывая своего неодобрения, так матрос под проливным дождем смотрит вдаль, не боясь промокнуть.

Разыгрывающийся спектакль был ему отвратителен. Все участники судебного процесса, включая прокурора, раздраженные навязанным им издевательством над почтенной пожилой дамой, допрашивали Лили Барбарен в бархатных перчатках. Каждый раз, задавая вопрос обвиняемой, они сглаживали углы, давали понять, что их вынуждает так действовать суровость юридической процедуры и им это глубоко неприятно. Ответчице давали понять, что ее не обвиняют в преступлении, что это лишь имитация суда, чей исход – прекращение судебного дела – заранее известен.

– Они бы еще сервировали ей чай с пирожными! – ворчал Фабьен Жербье.