Венеция не в Италии - Иван Кальберак (2015)

Вообще говоря, мне не особенно нравится мамин стиль в одежде. А если быть точным, не нравится совсем. Должен признать, иногда она все же совершает определенные усилия, но не всякое усилие себя оправдывает (пусть она меня простит, я знаю, что обязан ей всем лучшим в жизни – и всем худшим тоже). А когда мы с ней идем по улице, и особенно когда заходим в магазины, меня раздражает ее манера ни с того ни с сего вдруг заговаривать с незнакомыми людьми; при этом она говорит громко и постоянно поддакивает, потому что при обмене банальностями главное – быть одного мнения с собеседником. Я не могу сердиться на нее за это, даже если мне ужасно хочется, чтобы она закрыла рот, но мне жутко, просто-таки глобально стыдно. Я знаю, что друзей у нее немного, а если придерживаться математической точности – абсолютный ноль, что у любого человека в тот или иной момент возникает потребность с кем-то поговорить, и поговорить преимущественно ни о чем. Это потребность в одиночестве, вывернутая наизнанку. Вроде как свитер, который случайно надеваешь навыворот. Но я не выношу, когда незнакомые люди вдруг начинают разговаривать друг с другом на улице, меня это просто бесит. И мне не хочется, чтобы это великое братание происходило по инициативе моей матери. Я предпочел бы, чтобы она вела себя более сдержанно. Чтобы она присоединялась к братанию позже, когда оно уже идет полным ходом: необязательно же всегда быть первой. Но у моей мамы часто недостает выдержки, как у ребят в начальной школе, которые ссорятся непонятно из-за чего. Похоже, это проблема всего мира – недостаток выдержки. И поэзии тоже.

Так или иначе, факт тот, что она заводит разговор с первым встречным, а я не могу этому помешать. Однажды мы с ней шли по улице Дорэ, и кругом было полно моих знакомых, потому что в этом городке только одна широкая улица, и остаться незамеченным просто невозможно (надо бы подать иск о вмешательстве в частную жизнь против тех, кто придумал такие маленькие городки). А поскольку мама была одета не слишком нарядно, я шел на несколько метров впереди, чтобы люди не догадались о нашем родстве. Знаю, это было отвратительно с моей стороны, я казался себе ходячей помойкой, мерзким, вонючим чудовищем, ведь я очень люблю маму, хоть и боюсь ее, и очень не хочу, чтобы она догадалась, что временами я нахожу ее непрезентабельной. К счастью, это не приходило ей в голову. Я ни в коем случае не хотел бы причинить ей боль. Когда тебе стыдно за родственников, проблема в том, что ты стыдишься своего стыда. Получается то ли двойная боль, то ли тройная хандра.

Короче, я ел полдник, и тут мама сказала, что папе было бы приятно, если бы я пошел с ней его встречать. Для моих планов это было как нельзя кстати. Я согласился, от моего дома до вокзала всего восемь минут пешком – я говорю «от моего дома», но вы ведь знаете, что в данный момент мой дом – это строительный котлован, который после дождя наполняется водой, да, мой дом – это яма, наполненная грязью, или же трейлер, стоящий на краю этой ямы, тут все зависит от угла зрения. Я повторяю это, чтобы привыкнуть к такой ситуации, ведь новый дом будет готов не завтра. Короче, мы отправились на вокзал, часть пути идет через лес, в принципе это дорога, по которой я езжу в лицей, только к вокзалу надо свернуть налево. Обычно на этой дороге безлюдно. Выходишь из леса, огибаешь с задней стороны ряд домов, переходишь улицу – и ты на вокзале. Мы стояли и ждали объявления по радио, ну, типа «поезд прибывает на первый путь, просьба отойти от края платформы», если имеются кандидаты в самоубийцы, не знаю, может ли эта фраза заставить кого-то из самоубийц передумать.