Жар предательства - Дуглас Кеннеди (2015)

Я упрекнула себя за то, что заподозрила человека, приютившего меня, и его помощника-любовника в воровстве. В сущности, с моей стороны это была типичная реакция представителя Запада на североафриканские реалии: убежденность в том, что здесь, за некоторым исключением, никому нельзя доверять. Хотя за те несколько недель, что я уже провела в Марокко, ко мне, не считая нескольких неприятных случаев, относились с должным уважением и с соблюдением правил приличия. Да и месье Бен Хассан, вместо того чтобы дать мне от ворот поворот, впустил меня в свой дом, позволил мне спокойно выспаться, перебронировал мой билет на рейс, вылетающий на следующий день, и теперь предложил мне остаться еще на одну ночь. Я должна бы быть ему благодарна. Правда, меня по-прежнему немного смущало, что он полез в мой рюкзак, дабы проверить, нужно ли изменить бронирование. Был ли в том какой-то скрытый мотив? Бен Хассан, насколько я могла догадываться, имел отношение к изготовлению фальшивых паспортов. И мне не давала покоя мысль, что он владеет некой информацией о моем муже, которую Пол стремился утаить от других. Настораживало и то, как он с беспощадной расчетливостью игрока в бридж огорошил меня фразой: «Он уехал к своей жене». Это его откровение сразило меня наповал.

Однако пока гостеприимство его было на высоте, а вот себя мне было за что поругать: за чрезмерное беспокойство и паранойю, за подозрительность и недоверие. Я вернулась в гостиную и принялась убирать постель, в которой спала.

– Нет необходимости наводить порядок, чтобы заглушить стыд.

Я повернулась и увидела Бен Хассана. Белая джеллаба, что была на нем, уже местами пропиталась потом, поскольку потолочные вентиляторы почти не умеряли жара предвечернего зноя.

– Но мне действительно стыдно – особенно за то, как я сразу решила…

– У каждого из нас свои предрассудки, хоть мы убеждаем себя, что предвзятость нам не свойственна.

– Вы уж извините меня.

– Ego te absolve[84].

– Значит, вы католик? – улыбнулась я.

– Мама моя была католичкой. А отец – мусульманином. Moi… Я – нечто среднее. Но мое католическое «я» приветствует мгновенное отпущение грехов на исповеди. Незачем нести на себе бремя вины за то, что было. Вы поужинаете со мной сегодня?

– Вы очень великодушны. Но прежде мне надо найти что-нибудь из одежды. Я уехала из Эс-Сувейры без ничего.

– Обычно, когда скрываешься от полиции, нет времени на долгие сборы.

– Откуда вам известно, что я скрываюсь от полиции?

– У меня есть свои источники. Но вы не бойтесь: никто из них не в курсе, что вы здесь. Я complètement discret[85]. Однако вы молодец, что ускользнули от них. Конечно, они думают, что это вы ударили Пола каким-то тяжелым предметом. Возможно, он заслужил ваш гнев. Пол, он ведь потрясающе талантливый человек. Один из самых одаренных художников, которых я встречал, но пасует перед любыми явлениями приземленной действительности. Вместо того чтобы прямо сказать, чего он не хочет, начинает вилять: соглашается на то, что выполнить он не может, а потом придумывает какую-нибудь ложь, чтобы выйти из игры.

Я посмотрела на месье Бен Хассана с еще большим уважением. Никогда прежде я не слышала, чтобы кто-то нарисовал столь точный психологический портрет Пола. Конечно, когда у тебя разлад в отношениях с партнером, ты более восприимчив к словам того, кто подтверждает твои наихудшие опасения. Я чувствовала, что, если приму предложение месье Бен Хассана и воспользуюсь на сегодняшний день его гостеприимством, мне станет известно гораздо больше о моем муже. Раньше я думала, что я знаю и понимаю Пола, но оказалось, что его внешняя оболочка – лишь одна из масок многослойной личности, в которой соединено множество противоречивых ипостасей.

– Если вы готовы потерпеть меня еще несколько часов, – сказала я Бен Хассану, – я охотно у вас останусь.

– Пожалуй, потерплю, – ответил он.

Глава 14