Титус один - Мервин Пик (1959)

Отсюда он увидел далеко внизу реку и дым, взмывающий розовыми плюмажами из бесчисленных труб.

Но Титус повернулся спиной к виду и стал подниматься, и два мчавших бок о бок длинных автомобиля пронеслись мимо него без единого звука. Они улетели, набирая скорость, сохраняя между собой расстояние, не большее дюйма.

На заднем сиденье каждого замерло, вытянувшись в струнку, по черноволосой, увешанной драгоценностями, полногрудой женщине – им некогда было любоваться скользящим мимо пейзажем, ибо они с нездоровой сосредоточенностью улыбались одна другой.

Вдали, все сильней отставая с каждым проходящим мгновением, по самой середине дороги целеустремленно неслась за автомобилями некрасивая черная собачонка с лапами, слишком короткими для ее тела.

Титус поднимался все выше, деревья подступали с обеих сторон все ближе к тракту, а Титус дивился происшедшей с ним перемене. Угрызения совести, в последнее время заволокшие его душу темным туманом, рассеялись, и ныне кровь юноши быстрыми толчками разливалась по жилам, а поступь стала пружинистой. Титус знал, что он дезертир, изменивший своему первородству, «позор» Горменгаста. Он знал, что оскорбил замок, оскорбил самые камни своего дома, оскорбил мать… все это он знал разумом и все это нисколько его не трогало.

Теперь он видел во всем только одну истину – страницу назад не перелистнешь.

Он был лордом Титусом, семьдесят седьмым властителем Горменгаста – но также и орудием жизни, молодым ростком, искателем приключений, готовым к любви и к ненависти, готовым помериться силой ума с чуждым миром, готовым ко всему.

Вот что ждало его за дальними горизонтами. Вот что было сутью всего. Новые города и новые горы; новые реки и новые твари. Новые мужчины и женщины.

Но тут тень пала на его лицо. Почему они выглядели такими самонадеянными – эти женщины в автомобилях или Мордлюк с его зверинцем – они, ничего не знающие о Горменгасте, который был, разумеется, сердцевиной всего?

Титус шел, поднимаясь, и тень его поднималась с ним рядом по прекрасному белому камню, которым была выстлана дорога, пока почти не дошел до развилки – восточное ответвление представляло собой аллею огромных дубов, западное… Но здесь Титусу стало не до деревьев и не до чего-либо иного, поскольку из теней неспешным и грозным шагом вышли на солнечный свет две высоких фигуры, одинаковые во всем: шлемы на головах погружали глаза их в глубокую тьму, тела плыли над землей.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Не дожидаясь никаких распоряжений мозга, демон, сидевший в ногах Титуса, уже понес его в глубь обступавших тракт деревьев, и он побежал по большому, схожему с парком лесу, и бежал, и бежал, сворачивая то вправо, то влево, пока не – можно было б сказать, «не заблудился», если бы не таково было давнее его состояние.

Впрочем когда Титус, упавший от изнеможения наземь, привстал на колени и развел перед собою ветки, то увидел тот самый тракт, с которого убежал. Только теперь никого на нем не было, и спустя недолгое время Титус смело вышел и встал в середине его, словно говоря: «Делайте со мной что хотите!» Однако ничего не произошло, вот только нечто, принятое Титусом за старый колючий куст, вдруг распрямилось и заковыляло к нему, отбрасывая рачью тень на белые камни. Подойдя к Титусу так близко, что юноша мог бы дотянуться до него ногой, куст вдруг заговорил.

– Я нищий, – сообщил куст, и от мягкого шуршания его голоса сердце Титуса подскочило до самого горла. – Вот почему я протягиваю к тебе иссохшую руку. Видишь ее? А? Назвал бы ты ее красивой, да еще и с этой клешней на конце – видал какая?

Нищий смотрел на Титуса глазами в красных ободах, поочередно то потрясая костлявым кулаком, то раскрывая его ладонью кверху.

Ладонь походила на дельту некой грязной, пересохшей реки. В самой середке ее помещалось что-то вроде костной мозоли или ороговевшего диска – сама его форма указывала, что через это место прошло немало монет.