Смертельный груз - Фримен У. Крофтс (1920)

Я не прошу у тебя прощения, Рауль, за то, что собираюсь сделать этой ночью, поскольку чувствую себя не вправе ожидать понимания и прощения. Это было бы чересчур самонадеянно с моей стороны. Но ты должен поверить: боль и муки, которые я неизбежно причиню тебе, разрывают душу мне самой. Ты неизменно проявлял ко мне справедливость и доброту, свойственные твоему характеру, но мы оба прекрасно знаем, Рауль, что никогда по-настоящему не любили друг друга. Ты влюблен в свою работу, в свое собрание произведений искусства, а я полюбила Леона Феликса, и вот – ухожу к нему. Я попросту исчезну, и ты никогда больше обо мне не услышишь. Надеюсь, тебе удастся добиться развода, а потом обрести счастье с более достойной женщиной.

Прощай, Рауль, и, пожалуйста, не думай обо мне хуже, чем я того заслуживаю.

Аннетта.

Мсье Буарак сидел с поникшей головой, низко опустив плечи, пока полицейские читали послание, принесшее ему столько печали. Им снова овладели эмоции, и на какое-то время в кабинете шефа воцарилось тягостное молчание. Солнечные лучи ярко сияли сквозь окно, не ведая, что такое подлинная трагедия, освещая согбенную фигуру в кресле и безжалостно подчеркивая те детали, каким лучше было бы оставаться в тени, – от капелек пота над сдвинутыми густыми бровями до судорожно сцепленных и побелевших рук, которые он старался спрятать под краем письменного стола. Собеседники терпеливо ждали, и Буарак усилием воли овладел собой, чтобы продолжить:

– От столь неожиданного удара я был сам не свой, но инстинктивно понимал необходимость вести себя так, словно ничего не случилось. Стоило мне немного оправиться от первоначального шока, я окликнул Франсуа, все еще остававшегося в холле:

«Все в порядке, Франсуа. Мадам написала мне записку. Ей пришлось поспешить на поезд в Швейцарию. Она получила уведомление, что ее мать при смерти».

Дворецкий отозвался своим обычным тоном, но я сразу заметил, что он не поверил ни одному моему слову. От тоски и сочувствия в глазах слуги мне снова чуть не сделалось дурно. Но я пытался разговаривать с ним как можно небрежнее и спокойнее.

«Не знаю только, успела ли Сюзанна помочь ей одеться в дорогу. Пришлите ее ко мне, а сами потом можете укладываться спать».

Сюзанна служила горничной Аннетты, и как только она вошла в кабинет, по ее испуганному и смущенному виду я догадался, что ей обо всем известно.

«Сюзанна, – сказал я тем не менее, – мадам пришлось неожиданно и очень срочно отбыть в Швейцарию. И потому она отправилась на вокзал, не имея времени упаковать чемоданы. Надеюсь, ей хотя бы удалось потеплее одеться перед отъездом?»

Девушка отвечала мне без промедления, но с нервическим страхом в голосе:

«Я только что заглянула в ее комнату, мсье. Мадам надела шубу, шляпу и пару теплой обуви. Вечерние туфли, в которых она ужинала, остались там, где она их сбросила. Меня она не вызывала, чтобы помочь, и я даже не слышала, как она покинула дом».

К тому времени я окончательно справился с эмоциями и уже успел наскоро продумать свой план.

«Что ж, не беда, – сказал я. – В таком случае упакуйте завтра с утра ее чемоданы, чтобы я смог отправить багаж ей вслед. Она остановится в доме матери, где сможет одолжить все необходимое до прибытия собственных вещей».

Франсуа по-прежнему не находил себе места от беспокойства и слонялся по дому. Мне пришлось строго приказать слугам идти немедленно спать, чтобы в одиночестве постараться понять, что же реально произошло. Но мне не следует чрезмерно утомлять вас содержанием своих долгих раздумий. Несколько дней я просто с ума сходил, а потом сумел взять себя в руки. Сюзанну я отправил домой, сказав, что, по сообщению от мадам, она наняла одну из горничных своей матери.

Мсье Буарак сделал паузу.