Игра в возможности. Как переписать свою историю и найти путь к счастью - Розамунда Зандер (2018)

Мне лучше всего работается в тишине на природе. Поэтому осенью я часто уезжаю писать в уединенное местечко на острове в штате Мэн, когда большинство отдыхающих уже уехали в город. В один октябрьский день я спустилась к воде и стала рассматривать бухту через нежное обрамление хвойных веток. Хотя вид был прекрасен – свет солнца отражался от воды и так далее, – я почувствовала неожиданную и нежеланную тоску. Мой разум заработал сразу в трех направлениях.

Во-первых, я захотела скрыться от этой тревожной печали, срочно покинув остров и воссоединившись с суетным миром. Конечно, меня нельзя за это винить – сезон-то давно закончился. Во-вторых, мне захотелось погоревать о собственных неудачах, например так: «Чего же я по-настоящему добилась?» И в то же время я понимала, как мне повезло оказаться посреди такого прекрасного пейзажа. Я часто бываю непоследовательной в эмоциях, но в тот раз было чересчур. Я внезапно осознала, что такие меланхолические чувства были свойственны моей матери. Они даже не были моими собственными!

Я вспомнила, что в детстве мама рассказывала, как ей грустно и безрадостно, особенно летом. Такие разговоры выбивали меня из колеи. Она как будто назначила меня жилеткой для своих тревог. Мэн был местом, где вся наша семья собиралась после целой зимы в разлуке, но именно здесь мама сильнее всего чувствовала себя отвергнутой старшими братьями и сестрами.

Позже, когда умерла моя бабушка, ее дети без конца ссорились из-за фамильного дома, возвышавшегося над бухтой Пенобскот-Бэй. Они так и не договорились, поэтому дом пришлось продать – к сожалению моей матери. Все члены семьи разъехались по собственным летним резиденциям, но вражда между матерью и одной из ее сестер не утихала и разгоралась с новой силой всякий раз, когда они вместе оказывались в этом маленьком поселении. Так продолжалось до самой смерти моей тетки.

Хотя Мэн был для моей матери уединенным местом для отдыха и наслаждения красотой природы, она никогда не прогуливалась одна в хвойных лесах, поскольку боялась темноты.

Несмотря на прилив грусти, я поняла: для матери эти деревья и вода таили множество тяжелых воспоминаний, но со мной такого не бывало. Я люблю лес; я с огромным удовольствием прожила одна в палатке у океана целое лето. Глядя через завесу темной хвои на сверкающую воду, я предположила, что нечто – косой луч солнца, может быть, или звук бакена с колоколом в отдалении – пробудило во мне детское воспоминание. Оно хранило чувства и истории моей матери с того времени, когда мне было шесть или семь лет. Я улыбнулась этой мысли, меланхолия развеялась, и пейзаж снова стал предметом восхитительным. Мне пришло на ум, что в тот момент я освободила нас обеих, ведь, несмотря на всю свою печаль, мама вдохнула в меня и свою любовь к побережью.

«Все мы, сближаясь, подпадаем под влияние эмоций других людей, и в то же время мы сами воздействуем на их эмоциональное состояние». Меня поразило это высказывание в книге «Общая теория любви»[2], написанной тремя неврологами. Я задумалась: что именно происходит, когда мы воспитываем детей или делимся переживаниями с коллегами и друзьями? Неужели наши разумы незаметно входят в резонанс?

Вот я говорю: «Я грущу», а мгновением спустя продолжаю: «Нет, грущу не я, а та часть меня, что впитала грусть моей матери». Как такое возможно? Что скрывается за словом «я»?

Эмоции и шаблоны

Чтобы немного разобраться в сфере эмоций, давайте на секунду представим, что мы с вами состоим из множества разных голосов, возрастов и личностей. Представьте, что в вашем сознании живет целая толпа разных ролей. Они, как мышки, обустраивают себе жилище в вашей психике, совершенно не заботясь, есть ли от них польза. Или представьте, они – семья невидимых детей, которых вы взяли с собой на встречу с боссом. Только вы соберетесь сказать что-то важное, как один из них опрокинет стакан с водой или перепугается – в общем, сорвет все дело.