И рассказы о «каюте ужасов» сохранились на корабле. Оба матроса, проникшие в нее, видели там множество человеческих скелетов. Сколько их было, они в оцепенении не могли сосчитать. Да это и трудно было бы сделать, потому что скелеты развалились и смешались. Но их было очень много. Вскоре же удалось выяснить, кто были эти скелеты или, точнее, кому они первоначально принадлежали. Скелеты эти были все, что осталось от прежних членов экипажа «Иорикки», которых съели огромнейшие, величиной с большую кошку, крысы. Этих сверхъестественных крыс видели на корабле несколько раз, когда они шмыгали из дыр страшной каюты.

Почему эти несчастные жертвы были отданы на съедение крысам, оставалось долгое время невыясненным. Ходившие по этому поводу слухи сводились, в сущности, к одному. Эти несчастные люди пострадали из-за того, что компания «Иорикки» хотела снизить путевые расходы и повысить дивиденды владельцев «Иорикки». Когда кто-нибудь из команды, высаживаясь в гавани, осмеливался просить плату за сверхурочную работу, которая ему полагалась по договору, его без всяких рассуждений бросали в «каюту ужасов».

У шкипера не было иного выхода. Выплата жалованья и расчет производились в гавани. Там шкипер не мог выбросить за борт человека, требующего свои сверхурочные. Портовые власти могли бы заметить это и наложили бы на шкипера штраф за засорение гавани. Властям этим было безразлично, что бы он ни сделал с матросом в открытом море, они следили только за чистотой воды в гавани. Если бы шкипер просто прогнал матроса с корабля, то матрос пошел бы в полицию или к консулу или в какой-нибудь союз моряков и шкиперу пришлось бы уплатить ему за сверхурочную работу. Во избежание этого человека запирали в «каюту ужасов».

Когда корабль выходил в открытое море, шкипер спускался вниз, чтобы выпустить узника, потому что здесь он был уже неопасен. Но крысы не соглашались его отдать, они уже приступили к своему делу, и множество пар ожидало своей очереди. Ведь представлялся такой удобный случай отпраздновать блестящую свадьбу с редкостным пиршеством. Шкипер, которому матрос был нужен для работы на корабле, вступал с крысами в борьбу. Но силы были слишком неравны, и шкиперу приходилось в конце концов бежать из каюты, спасая свою собственную жизнь. Позвать кого-нибудь на помощь он не решался, так как при этом все обнаружилось бы и ему пришлось бы в другой раз платить за сверхурочные.

С тех пор как я побывал на «Иорикке», я уже не верю больше в душераздирающие истории о кораблях с невольниками. В такой тесноте, как мы, невольники, наверное, не жили. Так тяжело, как нам, им никогда не приходилось работать. Никогда они не были так голодны и так утомлены, как мы. Невольники были товаром, за который платили деньги, и притом большие деньги. Этот товар приходилось беречь. За истощенных, заморенных и переутомленных невольников никто не возместил бы даже расходов по перевозке, не говоря уже о каких-нибудь барышах.

Но моряки – не невольники, за которых уплачены деньги. Они не застрахованы, как ценный товар. Моряки – свободные люди. Свободные, голодные, усталые, безработные, они вынуждены выполнять все, что от них требуют, работать до полного изнеможения. А потом их вышвыривают за борт, потому что на них уже не стоит тратить корма. Даже и теперь еще есть корабли, принадлежащие цивилизованным народам, на которых моряки подвергаются телесному наказанию, если отказываются исполнять работу по двум вахтам сряду и еще за половину третьей вахты, потому что владелец корабля платит такое ничтожное жалованье, что экипаж никогда не добирает трети людей.

Матрос должен есть то, что ему дают, хотя бы повар был вчерашний портной, так как не удалось заманить настоящего повара, хотя бы шкипер так экономил на пайках, что команда ни разу не наедалась бы досыта.