Корабль мертвых - Бруно Травен (1926)

Марокканцы совершенно правы. Испания – испанцам, Франция – французам, а Китай – китайцам. Мы не впустим к себе китайцев. Но когда они не впускают нас, тогда наш красно-бело-синий – ура, ура, ура! – запятнан, обесчещен и должен быть обмыт кровавым мылом, Да, сэр.

Эй, шкипер, можешь на меня положиться. Обделывай свои темные делишки, мне они доставляют большое развлечение.

XXXV

– Станислав, скажи мне, зачем ты так безбожно пожираешь этот маргарин? Неужели тебе не стыдно?

– Что поделаешь, Пиппип. Во-первых, я хочу есть, а, во-вторых, не могу же я выварить свои лохмотья, остудить этот сироп и мазать его на хлеб. Мне же больше нечего мазать. А всегда давиться сухим хлебом – пропадешь, брат. В животе образуется, пожалуй, бетон.

– И дурак же ты, – сказал я ему. – Знаешь ли ты, что мы везем повидло?

– Конечно, знаю, – ответил Станислав, продолжая спокойно жевать.

– Почему же ты не откроешь ни одного ящика? – спросил я.

– Повидло не для нас.

– Почему же нет?

– Оно хорошо только для марокканцев, испанцев и французов и, разумеется, для поставщиков. Желудок не переварит. Это повидло можно переварить только в том случае, если тебе его пустят в спину. Но при этом тебе придется бежать. Да так бежать, что ты нагонишь еще своего прадедушку и пойдешь вместе с ним.

«Неужели и он?..»

Я так и впился в него глазами.

– Разве ты уже знаешь, что в этих ящиках? Разве ты?..

– Смотрел? За какого же осла ты меня принимаешь? Тройка была еще у шкипера в каюте, а наверху еще только забивали люк, чтобы никто туда не добрался, как я уже открыл один ящик. Стоит мне только прочесть: «Повидло из слив» или «Мармелад», или «Датское масло», или «Корнед-биф», или «Сардины», или «Шоколад», – как я сейчас же принимаюсь за обследование.

– Но в этих банках на самом деле повидло из слив, – возразил я.

– Да, немного, сверху. Но его нельзя есть. Слишком отдает медью. Умрешь от заражения крови. В последнюю поездку, когда тебя еще не было, мы везли корнед-биф. Разумеется, тоже контрабанда и тоже фальсификация, но я основательно счистил шкурку. И это было дьявольски вкусно. Никакого привкуса. Обернут намасленным пергаментом. Просто мне посчастливилось. Это был отличный американский товар. Пошел в Дамаск.

– А какие в нем были косточки?

– Косточки? В корнед-бифе? Ах так, косточки, говоришь ты? Это были крабы. К-ра-бы. Карабины, иными словами. Made in USA. Отличные модели. Шкипер здорово на них подработал. Эх и обедали же мы в тот день! Бифштексы, коньяк, жареные куры и овощи. Тут надо было заклеить нам не только рты, а и глаза и нос. Один французский «охотник» все время вертелся вокруг да около, вынюхивал, разбрасывал папиросы и франки. Но так и уплыл ни с чем.

– Неужели же никто не польстился на франки?

– У нас? На «Иорикке»? Все мы – тля, нам не приходится доносить. Мы – мертвые. Ты – тоже. Залезть другому в кошелек или заглянуть в его стеклянный шкап, вскрыть ящики в каком-нибудь складе или расшибить на «Иорикке» первому и второму инженеру череп молотком – все это дело чести. При этом ты всегда можешь высоко держать голову и сохранить свое достоинство, свою гордость. Но донести полиции или помочь ей хоть единым пальцем – это уже мерзость. Если там, в каютах, стряпают темные дела – пусть их стряпают. Но ведь ты-то порядочный парень. Лучше я издохну на «Иорикке» и вместе с «Иориккой», чем поменяюсь местом с полицейским.