Лароуз - Луиза Эрдрич (2016)

…вожди краснокожих уничтожены, а те немногие, кто остался, представляют собой свору скулящих шавок, лижущих руку, которая их бьет. Белые по праву завоевания, по справедливости и в силу своей цивилизованности являются хозяевами американского континента, и безопасность приграничных населенных пунктов легче всего обеспечить посредством полного уничтожения немногих оставшихся индейцев. Почему бы и впрямь их не уничтожить? Их слава осталась в прошлом, их дух сломлен, их мужественность растаяла, им лучше умереть, чем жить, как жалкие побирушки, которыми они в настоящее время являются.

1891 г. статья Фрэнка Баума

…наша безопасность зависит от полного уничтожения индейцев. После того как мы были столь несправедливы к ним на протяжении нескольких веков, нам следовало бы для того, чтобы защитить нашу цивилизацию, совершить еще одну несправедливость и стереть этих диких и неукротимых тварей с лица земли.

– Вот так-то, – заметила миссис Пис. – А здесь чýдно.

– Это не страна Оз, – заметила ее мать.

– Твое кладбище похоже на страну Оз. Все эти зеленые светящиеся огоньки.

– Жаль, что зимой в поле не растут маки.

– Здесь у меня есть кое-что получше.

Миссис Пис порылась в жестяной коробке. Под всеми бумагами и памятными записками она держала обезболивающие пластыри – белые с зелеными надписями, в прозрачных пакетиках. Лароуз была крайне осторожна в пользовании ими. Предполагалось, что она должна упреждать боль, но ей не нравилось воспринимать свое положение слишком мрачно. Она предпочитала сначала позволить боли скрутить ее так, что она не могла больше думать ни о чем другом. Ее пластыри служили дополнением к лекарствам. Она их принимала столько, что они должны были убить ее много лет назад.

– Истреблять или просвещать.

– Просто мне нужно унять боль, – сказала Лароуз.

– Хорошо, что мы стали учительницами. Так мы смогли любить этих детей.

– Были хорошие учителя, и были плохие. И те и другие не могли справиться с одиночеством.

– Оно укореняется в человеке очень глубоко.

– Говорят, оно передается из поколения в поколение. А их у нас было четыре.

– Может, все наконец остановится на этом мальчике.

– На Лароузе.

– Хоть бы у него все было хорошо.

– Может, и будет.

Кресло стало еще бархатистее. Воздух наполнился звуком капели. Водяные потоки с мягким шумом струились вокруг нее. Она протянула руки. Ее мать взяла их. Они оттолкнулись и поплыли. Вот так ее навещала мать, которая умерла от туберкулеза, так же как бабка и прабабка. Эту невероятно жестокую болезнь родители успевали передать детям перед тем, как скончаться. Но миссис Пис не умерла от туберкулеза, передавшегося ей от матери. Ее вылечили в санатории в 1952 году, когда был изобретен изониазид[69], который, к всеобщему удивлению, оказался способен излечивать неизлечимое.

– Я была уверена, что умру, как ты, – сказала она матери. – Поэтому и старалась не обзаводиться привязанностями. А без них годами кажешься себе онемевшей и лишь потом начинаешь чувствовать. Сначала это больно. Чувствовать – это как болеть. Но со временем к этим новым ощущениям привыкаешь.

– Тебя спасли не просто так, да?

– Ах, эти дети, – проговорила миссис Пис. – Как хорошо было вязать вместе с ними, шить церемониальную индейскую одежду, разучивать танцы. Устраивать маленькие посиделки, на которых я наливала немного кофе в их кружки с молоком.

– Ты видишься с ними сейчас?

– Время от времени. С теми, кто остался в живых. С Ландро, конечно. И Ромео тоже заходит. Я слышала о многих других. Одни успешны, другие нет.

Они вдвоем раскачивались в пространстве, все еще держась за руки, и наконец ее мать выкрикнула:

– Ах, как хочется подарить тебе всю мою любовь, которую я тебе недодала! Как горько было умирать и оставлять тебя одну! Как хорошо, что сейчас мы можем быть вместе!

* * *