Да, он не спал. Или говорил во сне? Нет, это не было бормотание спящего человека.

– Эльза…

Мне так хотелось вздрогнуть. И тоже назвать его по имени. В последние две недели оно звучало у меня в голове намного чаще любых других имен и мыслей, передуманных за два месяца. Это было единственное, что я о нем знала. Его имя. Насчет всего остального я пребывала в полном неведении и могла лишь воображать, как он выглядит.

За долгие часы одиноких бдений я успела разобраться со своими органами чувств. Поначалу я полагала, что важнее всего зрение, но, убедившись, что с внешним миром меня связывает только слух, я поняла, что и это – уже большая удача. Вкусовые ощущения я отнесла к второстепенным. Что до обоняния… Мне очень хотелось бы почувствовать запах Тибо. В этот миг попискивание аппаратуры на несколько секунд участилось, и я вернулась к своим мысленным упражнениям. Чтобы в очередной раз убедиться, что мои усилия приносят особенно заметный результат, если рядом лежит Тибо.

Сегодня мне как никогда хотелось увидеть его лицо, узнать, какого цвета у него глаза, посмотреть на его руки… Когда они прикоснулись ко мне в первый раз, я ощутила что-то вроде электрического разряда. Мне хотелось почувствовать запах его кожи, узнать, пользуется ли он парфюмом. Хотелось целиком прильнуть к его телу.

С чувством вкуса я решила повременить: как только я пыталась на нем сосредоточиться, датчик пульса немедленно принимался частить. Стоило мне вспомнить, как Тибо коснулся губами моей щеки, и представить себе, что я его целую, в палату вбегала медсестра. После того как это случилось в четвертый раз за полдня, дежурный врач велел ей больше не отвлекать его по пустякам. Правда, он добавил, что надо поставить в известность его старшего коллегу, того самого главврача, чтобы тот назначил повторное сканирование моего мозга. Потом он заметил в моей истории болезни «минус Х», тут же дал задний ход и попросил медсестру забыть все, о чем он только что говорил. Этот эпизод вселил в меня слабую надежду: значит, я в состоянии дать им понять, что во мне теплится сознательная жизнь. Беда в том, что врачи доверяют только установленным у меня в палате хилым датчикам, которые не фиксируют активность моего мозга. Но я ведь жива! Жива!

Мне хотелось крикнуть это в полный голос.

Я жива!

– Эльза… Когда ты наконец очнешься?

От голоса Тибо я чуть не заплакала. Я даже почувствовала, как пытаются заработать мои слезные железы. С ума сойти, я могла их локализовать. Конечно, невелика заслуга, если, очнувшись, я гордо объявлю, что знаю, где они расположены, но до чего приятно ощутить еще одну часть своего организма. Ощутить, чтобы сделать следующий шаг – привести ее в движение. Отныне это станет моим кредо. Мой мозг уже способен воспринимать информацию извне. Осталось заставить его посылать ее обратно.

Мне так хотелось что-нибудь ответить Тибо. Мои раздумья тотчас ввергли меня в уныние. Я знала, что могу очнуться, это лишь вопрос времени. Но вот времени-то у меня и не было. «Минус Х» в моей истории болезни со дня на день превратится в «минус конкретная дата». Я могла сколько угодно надеяться, что эта дата наступит еще не скоро, но прекрасно понимала, что она все равно наступит. Родителям, конечно, будет мучительно трудно принять решение. После того разговора с врачом я их не «видела», но знала, что они пока не дали ответа. На их месте, если бы меня убедили, что иного выхода нет, я предпочла бы не затягивать с этим делом.

– Я хочу, чтобы ты очнулась.

Эти слова, произнесенные необычайно мягким и нежным шепотом, вырвали меня из мрачных мыслей. Меня охватило сразу два желания: иронично заметить: «А уж как я этого хочу!» – и просто сказать ему спасибо. Увы, и то и другое я могла произнести только мысленно. Тем не менее мой организм как будто откликнулся на этот порыв, и я услышала собственный вздох. Кажется, я даже почувствовала движение диафрагмы. Еще одно достижение. Если бы Тибо постоянно был со мной!