Неаполь чудный мой - Антонелла Чиленто (2006)

А тут полным ходом идет самое настоящее морское празднество, словно на помпейских мозаиках из Археологического музея, изображающих жителей долины Нила, с удочками, бегемотами и крокодилами. Запах жареного кальмара преследует меня и сражает наповал: я уже испытываю настоящий голод.

А помимо торговцев рыбой меж лавок и переулков, стен и лотков, палаток, среди тентов, развевающихся, словно паруса на ветру, приютились продавцы фруктов и овощей. Кто-то каждый день пополняет здесь продуктовые запасы, а кто-то приходит поглазеть, ведь сюда наведываются и “большие люди”: политики тут набирают себе популярности, министры и главы государства любят прогуляться по “истинному Неаполю” (ох уж эта истина!), да и вообще смешение социальных слоев, обычаев, голосов и одежд дает хорошую картину всей нации.

Моя британская парочка, разумеется, потерялась в этой толчее и отправилась ночевать в гостиницу с включенным в стоимость номера завтраком, которыми нынче кишмя кишит Неаполь. Вероятно, в своем путеводителе они прочли, что во время мятежа Мазаньелло восставшие разрушили тюрьму, куда людей заключали, чтобы стрясти с них налог на муку – один из самых ненавистных в народе. Оглядываясь вокруг, они видят лишь бедняков, которые громко кричат и гримасничают, но они приняли меры предосторожности: никаких фотоаппаратов, никаких кошельков – только скромные часы на волосатой руке мужа.

Они не станут ничего покупать, эти англичане, – но лишь потому, что не знают, как это приготовить.

Я вплавь пробираюсь через лужи, ручейки, бадьи с водой и зелеными пластиковыми трубочками, шлю привет омарам, ошалело ползущим куда-то, и отправляюсь на станцию. Достаточно добраться до вокзальной площади – и криков уже не слышно, и запах рыбы отступает: здесь уже царствуют мороженое в рожках и “Нутелла”. Здесь армированное резиновое покрытие, на котором топчутся чемоданы, объявления об отходящих поездах, запах машинного масла, фырканье бегущих людей, продавцы газет, “Макдоналдсы”. “Что здесь делает “Макдоналдс”?” – спрашивает Тициано Скарпа в книге “Камикадзе с Запада” и отправляется туда поесть.

И вот исчезает мозаика с грудами нильской рыбы, голос Петрония сливается с голосом синьорины, объявляющей об опоздании электрички до Сапри, моря, едва замаячившего перед нами на горизонте, уже не видно, а над путями возникают башни административного центра. И башни эти ничуть не похожи на арагонские, они приводят на ум Японию и тем самым – опять-таки рыбу. Может, суши или сашими – не знаю.

* * *

В одном из уголков предместья Сант-Антонио-Абате старушка в фартуке, закрывающем плечи и живот, в шерстяной шапочке, отдаленно напоминающей чепчик, открыла пиццерию: миска с небольшим количеством муки, смесь шкварок и рикотты, тарелка с томатным соусом и бутылка масла.

Тесто для пиццы, домашнее, неровное, раскатывается на деревянной доске, потрескавшейся и обломанной. А еще в каком-то большом чане что-то кипит и жарится, но из-за шума непонятно, что именно, а разглядеть не получается. Рядом со старушкой хлопочет помощница, тоже в летах, энтузиазма у нее гораздо меньше, и сразу становится ясно, что это прислужница, не более того, – она неизвестно зачем режет какие-то тряпки.

Все предместье Сант-Антонио пересекает одна длинная улица – Сант-Антонио-Абате, начинающаяся от площади Сант-Антонио. С XVII века здесь располагается рынок Буваро.

Буваро изображали в своих произведениях художники и писатели, он и поныне сохраняет прежнюю прелесть, представляя собой воплощение достойной бедности и безыскусной живости, хотя здесь и много туристов, особенно иностранных. Часто попадаются группы белокожих светловолосых голландцев, беззаботно прогуливающихся по кварталу, и они тут не чужие: в Неаполе в XV–XVIII веках обитало множество художников из страны дамб, а также шоколадных дел мастеров; или же стайки англичан, в поисках диккенсовского измерения в Неаполе.