Детство с Гурджиевым. Вспоминая Гурджиева (сборник) - Фриц Питерс (2014)

Когда мы ели огромный обед, пили стакан за стаканом арманьяк, он попросил меня рассказывать, в частности, рассказать обо всём, что меня беспокоит. Мне было трудно начать этот рассказ, потому что в тот момент я не беспокоился вообще ни о чём. Я чувствовал себя прекрасно. Но всё же я смог рассказать ему всю свою историю с того момента, как я видел его в последний раз, легко подводя итоги, используя некоторые «выражения», которые были вполне естественны для нас обоих. Гурджиев слушал без комментариев, и наконец сказал, что всё то, что я ему рассказал, не было по-настоящему важно – нет смысла беспокоиться об этом – и спросил меня, сколько времени я могу пробыть в Париже. Я ответил, что у меня есть три дня, и он предложил мне приходить к нему на квартиру на обед и на ужин каждый день, но в остальное время я должен уходить и «играть». «То, чему вы никогда не учились, – сказал он тихо и ласково, – это играть, хотя я пытался научить вас этому, когда вы были ребёнком. Сейчас вы уйдёте отсюда и будете делать всё, что угодно, что вас позабавит, всё равно что, и затем вернётесь сюда в десять часов». Я спросил его, что планируется до десяти часов, и Гурджиев ответил, что будет встреча с учениками. Когда я попросился прийти, он ответил, смеясь: «Нет, не приходите. Это не игра, а вы и так сейчас слишком серьёзны». Он сказал, что я, конечно же, могу занять комнату, которую он предложил мне, но если мне есть, где остановиться, это будет ещё лучше, поскольку в любое время в его квартиру приходят и уходят очень много людей, и он знает, что я могу найти себе другое место для жилья.

Я ушёл, договорился с хозяйкой, у которой останавливался прошлым вечером, чтобы остаться у неё, и, следуя его совету, играл весь остаток дня.

Глава 13

Возвращение энергии не было кратковременным. Я чувствовал себя прекрасно, когда вернулся на квартиру Гурджиева в десять часов вечера. Гурджиев представил меня большой группе учеников как своего «настоящего сына», который учился в «настоящей школе», и немедленно отправил меня работать на кухню. Снова он выглядел очень усталым, и ушёл, поручив мне готовить еду, пока он «отдохнёт». Второй раз за день он отсутствовал около пятнадцати минут, и когда вернулся, я снова был поражён его вернувшейся силой и энергией.

У нас был очень яркий и – для меня – очень забавный ужин. Мы всё ещё продолжали общаться друг с другом своего рода «условными выражениями», которые нас забавляли и раздражали остальных гостей; раздражали, в основном, потому, что к видимому удовольствию Гурджиева, я находил большинство его речей крайне забавными и не мог сдержаться от смеха, который ещё больше его развлекал. Гости были сбиты с толку, потому что его замечания не казались им смешными. Одна женщина казалась особенно раздражённой нашим смехом. Большую часть времени она спрашивала совета Гурджиева по поводу различных серьёзных проблем. Когда он слышал её вопрос, то подмигивал мне и сначала обращался ко мне на русском, и если я внимательно слушал, то мог узнать, какой смешной могла быть «правда». Дама сказала, помимо всего прочего, что, будучи обеспеченной, ей сложно заниматься его работой, как она её понимала, и ей часто кажется, что её так называемые друзья не будут любить её по-настоящему, если у неё не будет денег.