Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (1997)

Дэгни наблюдала за происходящим с необыкновенным спокойствием. У нее не было сил реагировать, она могла лишь смотреть. Она как-то отвлеченно спрашивала себя: кто он, этот человек? Наблюдал ли он за ней из темноты? Видел ли, как она обессиленно повалилась на стол? Был ли он свидетелем ее отчаянного одиночества, как сейчас она была свидетелем его одиночества? Она ничего не чувствовала. Они были одни в молчании мертвого города, — ей казалось, что он где-то далеко, что он просто отражение страдания, некто, сумевший, как и она, уцелеть, и его проблемы далеки от нее, как и ей чужды его горести. Он то уходил, то возвращался. Она сидела и наблюдала за метавшейся по блестящему мокрому тротуару немого переулка тенью неведомых ей мучительных сомнений.

Тень вновь двинулась прочь. Дэгни ждала, но человек не возвращался. Она вскочила со стула. Ей хотелось увидеть исход этого сражения; теперь, когда он победил или проиграл, ей вдруг очень захотелось узнать, кто он, этот человек, и что ему было нужно. Она пробежала через темную приемную, открыла дверь и выглянула на улицу.

В переулке никого не было. Постепенно сужаясь, он уходил вдаль, поблескивая мокрым тротуаром, словно освещенная редкими огоньками зеркальная полоска. Дэгни увидела темный проем выбитой витрины заброшенного магазина. За ним виднелись подъезды нескольких жилых домов. Капли дождя падали на землю в свете фонаря, склонившегося над черной пустотой открытых ворот, ведущих в подземные тоннели «Таггарт трансконтинентал».

* * *

Реардэн подписал бумаги, отодвинул их на край стола и отвел взгляд, надеясь, что ему больше не придется о них думать. Сейчас ему хотелось перенестись в будущее, чтобы это мгновение оказалось далеко позади.

Пол Ларкин нерешительно потянулся к бумагам. Вид у него был заискивающий и беспомощный.

— Хэнк, это всего лишь юридические тонкости, чистая формальность, — говорил он. — Ты же знаешь, что для меня эти рудники всегда будут твоими и только твоими.

Реардэн медленно покачал головой. Его лицо оставалось невозмутимым и бесстрастным, словно он разговаривал с совершенно чужим человеком.

— Нет, — сказал он. — Собственность либо принадлежит мне, либо не принадлежит. Третьего не дано.

— Но… ты же знаешь, что можешь доверять мне. Можешь не волноваться о поставках руды. Мы заключили соглашение. Ты же знаешь, что можешь положиться на меня.

— Не знаю. Надеюсь, что могу.

— Но я же дал тебе слово!

— Я никогда раньше не зависел от чужого слова.

— Зачем… ну зачем ты так говоришь? Мы же друзья. Я сделаю для тебя все что захочешь. Ты будешь получать всю добываемую руду. Эти рудники по-прежнему твои — все равно что твои. Тебе нечего бояться. Я… Хэнк, что с тобой?

— Помолчи.

— Но в чем дело, Хэнк?

— Я не люблю обещаний. Не нужно делать вид, что мое положение надежно и безопасно. Это далеко не так. Мы заключили соглашение, выполнения которого я не имею формального права требовать. Я хочу, чтобы ты знал, что я прекрасно понимаю, в каком положении нахожусь, и полностью отдаю себе в этом отчет. Если ты намерен сдержать свое слово, не нужно уверять меня в этом, просто сдержи его и все.

— Почему ты смотришь на меня так, словно я во всем виноват? Ты же прекрасно знаешь, как это мне не нравится. Я купил рудники лишь потому, что думал, что это поможет тебе выйти из затруднительного положения, что лучше уж тебе продать их своему другу, чем незнакомому человеку. Я не виноват. Мне самому очень не нравится этот гнусный закон. Я не знаю, кто за всем этим стоит, и никогда не думал, что его могут принять. Для меня было таким потрясением, когда они…

— Ладно, не будем об этом.

— Но я только хотел…

— Почему ты настаиваешь на продолжении этого разговора?

— Я предложил тебе самую высокую цену, Хэнк, — сказал Ларкин умоляющим тоном. — В законе сказано «разумная компенсация», я предложил тебе больше, чем другие.