Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (1997)

— Но, мистер Реардэн, это легитимно назначенный суд для разбирательства преступлений такого рода.

— Я не признаю свои действия преступными.

— Но вы признали, что нарушили указы, контролирующие продажу вашего металла.

— Я не признаю за вами права на контроль над продажей моего металла.

— Должен вам заметить, что признания этого вами и не требовалось.

— Я полностью отдаю себе в этом отчет и действую соответственно.

Реардэн заметил, что в зале царит тишина. По правилам многослойного обмана, в который все эти люди были вовлечены во благо друг друга, им следовало рассматривать его сопротивление как непостижимое безрассудство; Реардэн ожидал ропота удивления и осуждения — не было ни звука; люди сидели в безмолвии. Они поняли.

— Вы хотите сказать, что отказываетесь повиноваться закону? — спросил судья.

— Нет. Я подчиняюсь закону — до буквы. Ваш закон гласит, что моей жизнью, моим трудом и моей собственностью можно распоряжаться без моего согласия. Отлично, вы можете распоряжаться мною без моего участия. Я не стану оправдываться в ситуации, когда невозможны никакие оправдания, и не буду делать вид, что предстал перед справедливым судом.

— Но, мистер Реардэн, закон специально оговаривает для вас возможность высказать свое мнение и оправдать себя.

— Человек, привлеченный к суду, может оправдывать себя только тогда, когда судьи осознают объективные принципы справедливости, принципы, защищающие его права, которые они не могут нарушить и к которым он может призывать. Закон, по которому вы меня судите, гласит, что у меня нет никаких прав, что не существует никаких принципов и что вы можете сделать со мной все, что пожелаете. Что ж, действуйте.

— Мистер Реардэн, закон, который вы обвиняете, основывается на высшем принципе — принципе общественного благосостояния.

— Что это за общество? Что оно считает для себя благосостоянием? Было время, когда люди верили, что «благо» есть понятие, определяемое сводом моральных ценностей, и что ни один человек не имеет права добиваться блага для себя путем нарушения прав другого. Если узаконено, что мои собратья могут жертвовать мною, как пожелают и ради чего угодно, если они верят, что могут присвоить мою собственность только потому, что нуждаются в ней, — что ж, так поступает любой бандит. Существует единственная разница: бандит не просит моего согласия на свои действия.

Ряд мест в зале суда был предназначен для почетных гостей, приехавших из Нью-Йорка наблюдать за ходом процесса. Дэгни сидела неподвижно, на ее лице застыло торжественное внимание, понимание того, что слова Реардэна определят дальнейший ход ее жизни. Рядом с ней сидел Эдди Виллерс. Джеймс Таггарт не пришел. Пол Ларкин сидел сгорбившись, с вытянутым лицом, напоминающим морду животного, заострившуюся от страха, переходящего в злобную ненависть. Мистер Моуэн, сидевший рядом с Ларкином, был человеком простым и недалеким; его страх носил не такой глубинный характер. Моуэн слушал с негодованием и недоуменно шептал Ларкину:

— Господи, все пропало! Теперь он убедит всю страну, что бизнесмены — враги общественного благосостояния!

— Должны ли мы понимать ваши слова так, — спросил судья, — что вы ставите собственные интересы выше интересов общества?

— Я придерживаюсь мнения, что подобный вопрос может быть поднят лишь в обществе каннибалов.

— Что вы имеете в виду?

— Я считаю, что между людьми, которые не требуют незаработанного и не практикуют человеческих жертвоприношений, не возникает столкновения интересов.

— Следует ли понимать, что если общество считает необходимым сократить ваши прибыли, то вы не признаете его права на это?

— Почему же, признаю. Общество может сократить мои прибыли в любое время, когда пожелает, отказавшись покупать мою продукцию.

— Мы говорим о других методах.

— Любой другой метод сокращения прибыли — это бандитская разводка, и я понимаю его так.