Евгений Онегин - Александр Пушкин (1833)

Его встревожен поздний сон.

Проснулся он; ему приносят

Письмо: князь N покорно просит

Его на вечер. «Боже! к ней!..

О, буду, буду!» и скорей

Марает он ответ учтивый.

Что с ним? в каком он странном сне!

Что шевельнулось в глубине

Души холодной и ленивой?

Досада? суетность? иль вновь

Забота юности – любовь?

XXII

Онегин вновь часы считает,

Вновь не дождётся дню конца.

Но десять бьёт; он выезжает,

Он полетел, он у крыльца,

Он с трепетом к княгине входит;

Татьяну он одну находит,

И вместе несколько минут

Они сидят. Слова нейдут

Из уст Онегина. Угрюмый,

Неловкий, он едва-едва

Ей отвечает. Голова

Его полна упрямой думой.

Упрямо смотрит он: она

Сидит покойна и вольна.

XXIII

Приходит муж. Он прерывает

Сей неприятный tête-à-tête[18];

С Онегиным он вспоминает

Проказы, шутки прежних лет.

Они смеются. Входят гости.

Вот крупной солью светской злости

Стал оживляться разговор;

Перед хозяйкой лёгкий вздор

Сверкал без глупого жеманства,

И прерывал его меж тем

Разумный толк без пошлых тем,

Без вечных истин, без педантства,

И не пугал ничьих ушей

Свободной живостью своей.

XXIV

Тут был, однако, цвет столицы,

И знать, и моды образцы,

Везде встречаемые лица,

Необходимые глупцы;

Тут были дамы пожилые

В чепцах и в розах, с виду злые;

Тут было несколько девиц,

Не улыбающихся лиц;

Тут был посланник, говоривший

О государственных делах;

Тут был в душистых сединах

Старик, по-старому шутивший:

Отменно тонко и умно,

Что нынче несколько смешно.

XXV

Тут был на эпиграммы падкий,

На всё сердитый господин:

На чай хозяйский слишком сладкий,

На плоскость дам, на тон мужчин,

На толки про роман туманный,

На вензель, двум сестрицам данный,

На ложь журналов, на войну,

На снег и на свою жену.

………………………………

………………………………

………………………………

………………………………

………………………………

………………………………

XXVI

Тут был Проласов, заслуживший

Известность низостью души,

Во всех альбомах притупивший,

St. – Priest, твои карандаши;

В дверях другой диктатор бальный

Стоял картинкою журнальной,

Румян, как вербный херувим,

Затянут, нем и недвижим,

И путешественник залётный,

Перекрахмаленный нахал,

В гостях улыбку возбуждал

Своей осанкою заботной,

И молча обменённый взор

Ему был общий приговор.

XXVII

Но мой Онегин вечер целый

Татьяной занят был одной,

Не этой девочкой несмелой,

Влюблённой, бедной и простой,

Но равнодушною княгиней,

Но неприступною богиней

Роскошной, царственной Невы.

О люди! все похожи вы

На прародительницу Еву:

Что вам дано, то не влечёт,

Вас непрестанно змий зовёт

К себе, к таинственному древу:

Запретный плод вам подавай,

А без того вам рай не рай.

XXVIII

Как изменилася Татьяна!

Как твёрдо в роль свою вошла!

Как утеснительного сана

Приёмы скоро приняла!

Кто б смел искать девчонки нежной

В сей величавой, в сей небрежной

Законодательнице зал?

И он ей сердце волновал!

Об нём она во мраке ночи,

Пока Морфей не прилетит,

Бывало, девственно грустит,

К луне подъемлет томны очи,

Мечтая с ним когда-нибудь

Свершить смиренный жизни путь!

XXIX

Любви все возрасты покорны;

Но юным, девственным сердцам

Её порывы благотворны,

Как бури вешние полям: