Ярмарка тщеславия - Уильям Мейкпис Теккерей (1848)

Эмилия с нежной тревогой во взоре выслушала своего благородного героя, выражавшего ей столь великодушные чувства, и, присев на кровать, стала читать письмо, которое Джордж подал ей с торжественным трагическим видом. Но по мере того как она читала, лицо ее прояснялось. Как мы уже имели случай упоминать, мысль разделить бедность и лишения с любимым человеком отнюдь не пугает женщину, наделенную горячим сердцем. Маленькой Эмилии такая перспектива даже была приятна. Но потом она, как всегда, устыдилась, что почувствовала себя счастливой в такой неподходящий момент, и, подавив свою радость, сдержанно проговорила:

— Ах, Джордж, у тебя, должно быть, сердце обливается кровью при мысли о разлуке с отцом!

— Ну конечно! — ответил Джордж с выражением муки на лице.

— Но он не будет долго сердиться на тебя, — продолжала она. — Разве на тебя можно сердиться! Он должен будет простить тебя, мой дорогой, мой милый муж! Иначе я никогда себе этого не прощу.

— Меня беспокоит не мое несчастье, бедняжка моя Эмми, а твое, — сказал Джордж. — Что мне бедность! И к тому же, хоть я и не хочу хвастаться, но думаю, что у меня достаточно талантов, чтобы пробить себе дорогу в жизни.

— Разумеется! — перебила его жена и подумала, что война скоро кончится и Джорджа сейчас же произведут в генералы.

— Да, я пробью себе дорогу не хуже всякого другого, — продолжал Осборн. — Но ты, дорогая моя девочка? Как я перенесу, что ты лишена удобств и положения в обществе, на которые вправе рассчитывать моя жена? Моя девочка — в казармах; жена солдата, да еще в походе, где она подвергается всевозможным неприятностям и лишениям. Вот что разрывает мне сердце!

Эмми, совершенно успокоенная мыслью, что только это и тревожит ее мужа, взяла его за руку и с сияющим лицом стала напевать куплет из популярной песенки «Старая лестница в Уоппинге», в которой героиня, упрекнув своего Тома в холодности, обещает «и штаны ему штопать, и грог подавать», если он останется ей верен, будет с ней ласков и не бросит ее.

— Кроме того, — промолвила она, помолчав, с таким прелестным и счастливым видом, какого можно пожелать всякой молодой женщине, — две тысячи фунтов — это же целая куча денег! Разве нет, Джордж?

Джордж посмеялся ее наивности. Вскоре они сошли вниз к обеду, причем Эмилия, держа мужа под руку, продолжала напевать «Старую лестницу в Уоппинге», и на душе у нее было легче, чем все эти последние дни.

Таким образом, состоявшийся наконец обед против ожидания прошел весело и оживленно. Предвкушение похода отвлекало Джорджа от мрачных мыслей о суровом отцовском приговоре. Доббин по-прежнему балагурил без умолку. Он забавлял общество рассказами о жизни армии в Бельгии, где только и делают, что задают fetes note 52, веселятся и модничают. Затем, преследуя какие-то свои особые цели, наш ловкий капитан принялся описывать, как супруга майора, миссис О'Дауд, укладывала свой собственный гардероб и гардероб мужа и как его лучшие эполеты были засунуты в чайницу, а ее знаменитый желтый тюрбан с райской птицей, завернутый в бумагу, был заперт в жестяной футляр из-под майоровой треуголки. Можно себе представить, какой эффект произведет этот тюрбан при дворе французского короля в Генте или же на парадных офицерских балах в Брюсселе!

— В Генте? В Брюсселе? — воскликнула Эмилия, внезапно вздрогнув. — Разве получен приказ выступать, Джордж? Разве полк уже выступает?

Выражение ужаса пробежало по ее нежному улыбающемуся личику, и она невольно прижалась к Джорджу.

— Не бойся, дорогая! — промолвил он снисходительно. — Переезд займет всего двенадцать часов. Это совсем не страшно. Ты тоже поедешь, Эмми!

— Я-то непременно поеду, — заявила Бекки. — Ведь я сама почти офицер штаба. Генерал Тафто большой мой поклонник, не правда ли, Родон?

Родон расхохотался своим громоподобным смехом. Уильям Доббин покраснел до корней волос.