Ярмарка тщеславия - Уильям Мейкпис Теккерей (1848)

— Не написать ли мне вашему брату…или вы напишете сами? — спросила леди Джейн своего мужа, сэра Питта.

— Конечно, я сам напишу, — ответил сэр Питт, — и приглашу его на похороны: этого требует приличие…

— А… а… миссис Родон? — робко продолжала леди Джейн.

— Джейн! — сказала леди Саутдаун. — Как ты можешь даже думать об этом?

— Конечно, необходимо пригласить и миссис Родон, — произнес решительно Питт.

— Пока я в доме, этого не будет! — заявила леди Саутдаун.

— Я прошу вашу милость вспомнить, что глава этого дома — я, — сказал сэр Питт. — Пожалуйста, леди Джейн, напишите письмо миссис Родон Кроули и просите ее приехать по случаю печального события.

— Джейн! Я запрещаю тебе прикасаться к бумаге! — воскликнула графиня.

— Мне кажется, что глава дома — я, — повторил сэр Питт, — и как я ни сожалею о всяком обстоятельстве, которое может заставить вашу милость покинуть этот дом, я все же, с вашего разрешения, буду управлять им так, как считаю нужным.

Леди Саутдаун величественно поднялась, как миссис Сиддонс в роли леди Макбет, и приказала запрягать свою карету: если сын и дочь выгоняют ее из дома, она скроет свою скорбь где-нибудь в уединении и будет молить бота о том, чтобы он вразумил их.

— Мы вовсе не выгоняем вас из дому, мама, — умоляюще сказала робкая леди Джейн.

— Вы приглашаете сюда такое общество, с которым добрая христианка не может встречаться. Я уезжаю завтра утром!

— Сделайте одолжение, пишите под мою диктовку, Джейн, — заявил сэр Питт, вставая и принимая повелительную позу, как на «Портрете джентльмена» с последней выставки. — Начинайте: «Королевское Кроули, четырнадцатое сентября тысяча восемьсот двадцать второго года. Дорогой брат…»

Услыхав эти решительные и ужасные слова, леди Макбет, которая ждала какого-нибудь признака слабости или колебания со стороны зятя, с испуганным видом покинула библиотеку. Леди Джейн посмотрела на мужа, как будто хотела пойти за матерью и успокоить ее, но Питт запретил жене двигаться с места.

— Она не уедет, — сказал он. — Она сдала свой дом в Брайтоне и истратила свой полугодовой доход. Графиня не может жить в гостинице, ото неприлично. Я долго ждал случая, чтобы сделать такой… такой решительный шаг, моя дорогая: ведь вы понимаете, что в доме может быть только один глава. А теперь, с вашего позволения, будем продолжать: «Дорогой брат! Печальное известие, которое я считаю своим долгом сообщить всем членам семьи, не явилось для нас неожиданностью…»

Словом, Питт, воцарившись в замке и благодаря удаче — или благодаря своим заслугам, как он думал, — прибрав к рукам почти все состояние, на которое рассчитывали и другие родственники, решил обращаться с ними ласково и великодушно и возродить Королевское Кроули к новой жизни. Ему льстило считать себя главою семьн. Ои предполагал воспользоваться обширным влиянием, которое скоро должен был приобрести в графстве благодаря своим выдающимся талантам и положению, чтобы найти брату хорошее место и прилично пристроить кузин. А может быть, он чувствовал легкие укоры совести, когда думал о том, что он — владелец всего богатства, на которое все они возлагали надежды. За три-четыре дня царствования тон Питта изменился и его планы вполне утвердились: он решил управлять честно и справедливо, низложить леди Саутдаун и быть по возможности в дружеских отношениях со всеми своими кровными родственниками.

Итак, он диктовал письмо брату Родону — торжественное и хорошо обдуманное письмо, содержавшее глубокие замечания и составленное в напыщенных; выражениях, поразивших его простодушного маленького секретаря.

«Каким оратором он будет, — думала она, — когда войдет в палату общин (об этом и о тирании леди Саутдаун Питт иногда намекал жене, лежа в постели). Как он умен и добр, какой гений мой муж! А я-то тогда считала его холодным. Нет, он добрый и гениальный!»