Пищеблок - Алексей Иванов (2018)

Валерка кивнул с сочувствием. Учителя вроде Вероники Генриховны почему-то всегда поддерживают плохих детей вроде Жанки: защищают их перед другими учителями, назначают командирами на «Весёлых стартах» или при сборе металлолома, награждают грамотами за успехи в труде – больше-то не за что. Видимо, если учительница – или вожатая, не важно, – чувствует себя в своём коллективе чужой, то среди детей выделяет таких же чужаков: чаще всего, увы, шпану. А Греховна отличается от других вожаток: носит серьги, не наказывает за всё, не мучит дисциплиной. Горь-Саныч тоже отличается от Сан-Колаича, своего соседа по комнате, или от физрука Руслана. Поэтому, полагал Валерка, Горь-Саныч и полюбил Греховну.

– Вероника не понимает музыкального искусства, – высокомерно сказала Анастасийка. – Ей только деревенским клубом руководить.

Тем временем Гельбич знакомился с Жанкой.

– Ты где живёшь? – допытывалась Жанка.

– На «Стошке», – с гордостью отвечал Гельбич.

«Стошкой» называли посёлок «Сто шестнадцатый километр». Откуда отсчитывался этот километр, никто не ведал. Хулиганы из неблагополучной «Стошки» славились своей храбростью и доблестью.

– Кого знаешь?

– Сику знаю. Бокса. Баллона.

– А Беклю знаешь?

– Мой друган.

Жанка улыбалась. Ответы Гельбича её полностью удовлетворяли, и сам Гельбич был ничего такой – высокий, нормальный. Проверка пройдена.

– Давай галстук, – сдалась Жанка. – Я тебе распишусь.

Если девочка писала что-либо на пионерском галстуке мальчика, это означало глубокую симпатию. Но у Гельбича не было с собой галстука. Он отчаянно закрутился на месте, увидел Альберта и бросился к нему.

– Слышь, дай галстук! – попросил он, хватая Альберта за руку. – У меня есть, только в корпусе! Я тебе вечером свой принесу!

Альберт в замешательстве пытался отцепить от себя пятерню Гельбича.

– Э-э… нет-нет! Я… э-э… я не могу!

– Слово пацана – принесу! – горячо убеждал Гельбич. – Позарез надо!

– Галстук – это же символ!.. – беспомощно сопротивлялся Альберт, встряхивая своей богатой и ухоженной шевелюрой.

– Поглаженный принесу! – напирал Гельбич.

– Прекрати! – рассердился Альберт. – Оставь меня в покое!

Гельбич оглянулся. Жанка коварно ухмылялась, и Лёлик тоже.

И тогда Гельбич грубо заломил Альберту руку, будто милиционер – преступнику. Альберт, охнув, согнулся пополам, и его чёлка упала на лицо волной, как птичье крыло. Гельбич, удерживая пленника в наклон, сунул палец в узел его пионерского галстука и одним движением вытащил галстук за уголок – так фокусник выдёргивает платок из своей волшебной шляпы.

– Сам виноват! – Гельбич пихнул Альберта прочь от себя, выпуская на свободу. – Не надо крысить, когда пацаны просят!

– Дай ручку, – потребовала Жанка у Лёлика.

Гельбич возвращался победителем. Гордо расправив плечи, он растянул галстук за концы и расстелил у себя на груди, как манишку. Жанка попробовала ручку на своём запястье – пишет ли? – и принялась выводить на галстуке слова послания. Гельбич ласково смотрел на Жанку сверху вниз.

Валерка сощурился и прочитал две косые строчки: «На столе стоит стокан а в стокане лилия, что ты смотрешь на меня морда крокодилия». Гельбич тоже читал, хоть ему было и неудобно, и шептал от усилия понять. Послание привело его в восторг. Он заулыбался во всю пасть.

– Уроды, – с презрением подытожила Анастасийка.