Пролетая над гнездом кукушки - Кизи Кен Элтон (2004)

— Посмотрите на Большого Вождя; перед вами пример доброго моряка и рыбака: до света на ногах и уже нарыл дождевых червей для наживки. Вы, команда пораженных цингой доходяг, лучшее, что вы можете сделать, — это последовать его примеру. Очиститьпалубу. Сегодня уходим в море!

Острые ворчали и отбивались от него и его полотенца, а Хроники просыпались один за другим и вертели головами, синими от недостатка крови, потому что они были слишком туго перевязаны простынями до шеи, осматривали спальню, пока в конце концов не останавливали свой взгляд на мне, и смотрели на меня слабыми водянистыми старыми глазами, и на их лицах были написаны любопытство и тоска. Они лежали и смотрели, как я натягиваю на себя теплые вещи, чтобы отправиться на прогулку, и я чувствовал себя от этого неловко, я чувствовал себя немного виноватым. Я — единственный из Хроников, кто отправлялся в путешествие. Они смотрели на меня — старые парни, уже много лет приваренные к своим креслам на колесиках, с катетерами, змеящимися у них по ногам, словно вены, словно корни, которые удерживают их на весь остаток жизни там, где они есть, они смотрели на меня и инстинктивно понимали, что я — еду. Они все еще были способны испытывать нечто вроде ревности, что это — не они. В них мало что осталось от прежней жизни, верх взяли старые животные инстинкты (старые Хроники неожиданно просыпались среди ночи, когда еще никто не знает, что кто-то из парней в спальне умер, отворачивали головы и выли), а испытывать ревность могут потому, что в них еще сохранилось что-то человеческое и они это помнят.

Макмерфи вышел взглянуть на список, потом вернулся в спальню и попытался уговорить еще одного Острого записаться, ходил и пинал кровати, где все еще лежали ребята, натянув на головы простыни, и говорил им, как здорово сегодня там, в самой гуще шторма, когда шлюпка трещит от ударов волн и раздается это чертово «йо-хо-хо и бутылка рому».

— Ну давайте же, бездельники, мне нужен еще один помощник, чтобы укомплектовать команду, мне нужен еще один чертов доброволец…

Но он никого не мог уговорить. Большая Сестра так запугала всех своими историями о штормящем море, о потонувших лодках, что, похоже, мы не найдем последнего члена экипажа, пока через полчаса к Макмерфи не подошел Джордж Соренсен, когда мы ожидали, пока откроют двери столовой.

Большой беззубый узловатый старый швед, которого черные парни называли Джордж Барабанный Бой, шаркая ногами, прошел по коридору, наклонившись назад, так что его ноги двигались впереди головы (он наклонялся назад, чтобы держать лицо как можно дальше от того, с кем он разговаривал), остановился перед Макмерфи и пробормотал что-то себе в руку. Джордж был очень застенчивый. Трудно было разглядеть глубоко посаженные глаза, а остальную часть лица он закрывал ладонью. Его голова раскачивалась на длинном теле, похожем на мачту. Макмерфи подошел к нему и отвел руку от лица, чтобы разобрать слова.

— Ну, Джордж, что ты хочешь сказать?

— Тожтевые черви, — говорил он. — Просто я не тумаю, што они вам приготятся — не приготятся, если ловить лосось.

— Да? — сказал Макмерфи. — Дождевые черви? Я могу согласиться с тобой, Джордж, если ты мне объяснишь, что там с этими дождевыми червями, о которых ты толкуешь.

— Я просто коворю, што вы ниш-шего не поймаете с этими тожтевыми червями. Это месяц, когта идет польшой лосось — то-очно. Сельдь вам нушна. То-очно. Вы приманиваете на блесну немного сельди и используете ее для нашивки, тогда вам, мошет быть, повезет.

К концу каждого предложения его голос шел вверх — пове- зет? — как будто он задавал вопрос. Большой подбородок, уже с утра выскобленный так, что даже кожа ободралась, несколько раз поднялся и опустился — он кивнул Макмерфи раза два. Потом обогнул его и пошел по коридору, чтобы занять очередь. Макмерфи позвал его:

— Эй, погоди-ка минутку, Джордж. Ты говоришь так, будто что-то понимаешь в этом деле.