Но не так уж это важно. Вот что зрелая Сьюзен знает точно: как бы все это ни начиналось — каким сомнительным образом и под какими тучами, с каких обманов и предательств, совершенных без задней мысли или с оной, — они создали некий мир. Это ее мир, и его следует защищать. Временами она еще может вспомнить, как ей виделся другой мир. Она пошла в аспирантуру, намереваясь получить степень. Она могла бы стать профессором, преподавать аспирантам, писать книги, возглавлять кафедру, ездить с лекциями. Вместо этого она ведет занятия, когда для нее находится место в расписании, на полставки, не для денег, не для карьеры — для моциона. Она могла бы, да, но ее злит, когда кто-нибудь вроде Лу Энн с английского отделения рассуждает о принесенных ею жертвах, жалеет ее и говорит об Арнольде так, как будто он тиран или рабовладелец. Потому что она не знает, сделала ли она осознанно такой выбор или это случилось само собою (все происходило как-то исподволь), — но она стала матерью семейства, вот кто она теперь. Семейство — это Дороти, Генри, Рози, они с Арнольдом, и она — мать. Это для нее важнее всего в жизни, тут и спорить нечего. Нравится, не нравится, но вот что я такое, говорит она. Она это знает, Арнольд это знает. Это у них общее знание.

Они скрепили его добрых три года назад конвенцией имени Мэрилин Линвуд. Молчаливое соглашение, которое никогда до конца не облекалось в слова, продиктованное ходом событий. То, что Арнольд остался, что он продолжил играть роль мужа и отца и что после того, как было сказано достаточно, больше не было сказано ничего, доказало тезис о том, что разные Линвуд приходят и уходят. В конечном счете, они не имеют никакого значения.

Она стоит за него — вот как это называется. Она никогда не думала об этом в таких словах. Она всегда думала, что в ней есть здоровый эгоизм, что она блюдет свои интересы, но — ведь это правда, разве не так? — она стоит за него и всегда стояла. Не потому, что он — Арнольд, а потому, что когда-то в прошлом она решила выйти за него замуж. И потом они оказались внутри кристалла, которым обернулся для них мир. Она стоит за него наперекор Линвуд так же естественно, как стояла за него, когда был иск Мэкомбер за преступную халатность, и точно так же последует за ним, если он соберется в Вашингтон (она продаст дом, оторвет детей от школы и друзей — все, что угодно) ради его карьерного роста. Она это сделает, конечно же сделает.

Дело не в том, что они — со своими детьми, домом, машиной, собакой, кошкой, чековыми книжками и писчей бумагой — создали учреждение вроде банка, а в том, что мир — холодный, пустынный и опасный, и они нужны друг другу, чтобы укрыться от него. В книге, которую она читает, об этом говорится. Злополучный Тони должен оценить, как яростно она цепляется за все это. Должен. Но ей от этого не по себе, — она не доверяет Эдвардовой книге. Почему — не знает. Она бередит в ней какую-то тревогу, страх, предмет которого ей неизвестен, но это не страх из истории Тони, он скорее где-то внутри нее. Она думает: если Эдвард хочет, с помощью Тони или как-нибудь еще, поколебать ее веру в ее жизнь, ну что же, она будет сопротивляться, и только. Вот просто будет сопротивляться. Есть в жизни вещи, которые чтение каких-то там книг изменить не может.

Чтение третье

1

Сьюзен Морроу возвращается к книге, проведя день в трудах. Уборка, пылесос. Оберточную бумагу, подарки и игрушки — наверх. Час на оплату счетов и другой — у телефона, говоря с Морин про все на свете, кроме того, о чем она думает.

Дороти и Генри катаются на коньках с Фаулерами. Идет снег, обратный путь может быть опасным. Рози в спальне смотрит телевизор, не делай так громко, солнышко. Джефри на диване: уйди, псина, знаешь ведь — тебе сюда нельзя. Тоска по пицце жжет уголки ее губ.