Крестный отец - Пьюзо Марио (1969)

Так или иначе, но обман глупейшим образом выплыл наружу. Приятель-юрист пальцем не пошевелил, чтобы выручить Феликса, даже трубку не брал, когда тот звонил ему. Главные действующие лица, два пожилых и прожженных дельца, кляня Феликса Боккикьо за топорную работу, предпочли признать себя виновными и оказывать содействие следствию: они назвали Феликса Боккикьо зачинщиком и утверждали, будто он склонил их на эту махинацию угрозами, помышляя внедриться в их предприятие и подчинить его себе, а их вовлек в этот обман насильно. В своих показаниях они связывали Феликса с его дядями и двоюродными братьями, имеющими уголовное прошлое, судимости за преступления с применением силы; на основании этих свидетельств Феликса отдали под суд. Оба дельца отделались условным наказанием. Феликса Боккикьо приговорили к тюремному заключению от года до пяти лет. Его сородичи не обратились за содействием ни к дону Корлеоне, ни к другим семействам, потому что ведь Феликс всегда гнушался их помощью и его следовало проучить, — пусть усвоит, что неоткуда ждать милосердия, кроме как от семьи, что семейный клан вернее и надежней, чем общество.

Как бы то ни было, отсидев три года, Феликс вышел из тюрьмы, явился домой, расцеловал жену, деток, прожил тихо-мирно год, а потом доказал, что не зря он все-таки носит имя Боккикьо. Раздобыв оружие — пистолет — и не заботясь о том, что его могут увидеть, он застрелил приятеля-юриста. Затем подстерег двух дельцов, когда они выходили из закусочной, и, не таясь, всадил каждому пулю в голову. Обойдя их тела, вошел в закусочную, взял себе чашку кофе и стал спокойно ждать, когда придут забирать его.

Суд над ним был скор, приговор — беспощаден. Исчадье преступного мира, он хладнокровно уничтожил свидетелей обвинения, которые вполне заслуженно упрятали его за решетку. Это ли не открытый вызов обществу! Раз в кои-то веки столпы этого общества, публика, пресса, даже мягкосердечные и недалекие ревнители гуманности были едины в своем желании видеть Феликса Боккикьо на электрическом стуле. Рассчитывать, что губернатор штата проявит к нему снисхождение, было бы, по словам человека из ближайшего окружения губернатора, все равно что ждать от пастуха жалости к бешеной овчарке. Клан Боккикьо, разумеется, не пожалел бы никаких денег, чтобы обжаловать приговор в высших инстанциях — теперь родные гордились им, — однако исход дела был предрешен. После пустопорожних формальностей, предусмотренных законом, которые могли, впрочем, затянуться на приличное время, Феликса Боккикьо ждала смерть на электрическом стуле.

Внимание дона обратил на этот случай Хейген по просьбе одного из Боккикьо, который надеялся, что, может быть, существует средство помочь молодому человеку. Дон Корлеоне ответил коротким, сухим отказом. Он не чародей. Люди требуют от него невозможного. Но назавтра дон вызвал Хейгена к себе в кабинет и велел обстоятельно, в мельчайших подробностях изложить ему суть этого дела. Когда Хейген закончил рассказ, дон Корлеоне приказал пригласить в Лонг-Бич для переговоров главаря клана Боккикьо.

То, что последовало за этим, было просто, как все гениальное. Дон Корлеоне обязывался обеспечить жену и детей Феликса Боккикьо, уплатив им солидное денежное пособие. Деньги главарю клана вручат незамедлительно. Взамен Феликс должен объявить себя убийцей Солоццо и капитана полиции Макклоски.