Крестный отец - Пьюзо Марио (1969)

Первое время и Рита Нери смотрела на мужа влюбленными глазами. Он был невероятно силен, и она видела, что его побаиваются — не только из-за физической силы, но также из-за несокрушимой приверженности своим понятиям о том, что хорошо, а что плохо. Он редко руководствовался соображениями такта. Если не соглашался с чьим-нибудь мнением, общим или частным, то либо отмалчивался, либо если уж возражал, то грубо и напрямик. Никогда не соглашался с человеком из вежливости. Он обладал к тому же истинно сицилийским темпераментом и в гневе наводил на окружающих ужас. Но никогда не гневался на жену.

За пять лет службы в нью-йоркской полиции он сделался одним из самых грозных стражей порядка в городе. И слыл едва ли не самым честным. Но только следил он за соблюдением порядка на свой, особый манер. Нарушителей он ненавидел, как личных врагов, и, заметив, как компания хулиганов где-нибудь на углу пристает вечером к прохожим, принимал быстрые и решительные меры. Пользуясь своей феноменальной силой, применял к ним методы физического воздействия, не всегда умея соразмерять их с масштабами самого проступка.

Раз вечером, на западной стороне Центрального парка, он выскочил из патрульной машины, чтобы разобраться с шестеркой шалопаев в шелковых черных пиджаках. Его напарник, зная Нери, не захотел ввязываться и остался сидеть за баранкой. Шестеро ребят, все лет под двадцать, останавливали прохожих, выпрашивая у них закурить — с угрозой в голосе, как свойственно их возрасту, а впрочем, не причиняя никому телесных повреждений. Девушек, проходящих мимо, приветствовали непристойными жестами с намеком на «французский» способ любви.

Нери выстроил шпану вдоль каменной стенки, отделяющей Центральный парк от Восьмой авеню. Смеркалось, но Нери постоянно носил при себе тяжелый карманный фонарь, свое излюбленное оружие. Ему еще не случалось вытаскивать из кобуры пистолет, в этом не возникало необходимости. Лицо его в минуты гнева становилось звероподобным и в сочетании с полицейской формой повергало рядового хулигана в трепет. Сегодняшние не представляли исключения.

К первому в черном шелковом пиджаке Нери обратился с вопросом:

— Как звать?

Юнец пробормотал ирландскую фамилию. Нери бросил ему:

— Вон с улицы! Попадешься еще раз на глаза, изувечу. — Он взмахнул фонарем, указывая вдаль, и парень торопливо зашагал прочь. Тем же порядком Нери объяснился со вторым и третьим. И отпустил их. Но четвертый назвал итальянскую фамилию, сопроводив свой ответ заискивающей улыбочкой и как бы заявляя права на некую общность с Нери. Итальянское происхождение Нери угадывалось безошибочно. На этом четвертом Нери остановил на миг свой взгляд и спросил, хоть это было и без того очевидно:

— Ты итальянец, что ли?

Мальчишка, почувствовав себя уверенней, продолжал скалить зубы. И тут Нери со страшной силой хватил его фонариком по лбу. Паренек рухнул на колени. Из рассеченного лба хлынула кровь, заливая ему лицо. Рана, впрочем, была лишь поверхностная.

— Щенок паршивый, — грозно проговорил Нери. — Ты же всех итальянцев позоришь. Мараешь наше доброе имя. Вставай давай. — Он пнул юнца в бок, не слишком сильно, но чувствительно. — Вали домой и кончай ошиваться на улице. И чтоб я больше не видел тебя в этом пиджаке. В больницу загремишь. Ну, пшел домой. Скажи спасибо, что не я твой отец.

Возиться с двумя последними Нери счел излишним. Дал каждому под зад ногой и крикнул вслед, чтобы носу не показывали из дому в этот вечер.